Вернуться в библиотеку?

XXVIII

ИДЕАЛЫ

Ла сидела за работой. На полочке над пишущей машинкой стояла одна из немецких книг, привезенных Эллем. Это была сокращенная «всемирная история» — самое краткое, что существовало по истории европейских стран. Ла по поручению Илля переводила книжку на марсианский язык. Работа шла у нее совершенно механически, подобно вязанию чулок у престарелой больной дамы, и не мешала ей оживленно беседовать с Эллем, который пришел ее навестить.

— Нет, — сказала она, — этому нельзя поверить! Это слишком смешно. Ах, эти баты!

— На самом деле, это скорее печально, чем смешно, — возразил Элль. — Дело ведь далеко не всегда кончается пустым выстрелом. Довольно часто бывают тяжелые ранения и даже смертные случаи.

— Это отвратительно. Но, я полагаю, разум и закон должны бы запретить поединки. Каким образом это у вас еще возможно?

Это и происходит по неразумию. Есть люди, которые думают, что разум и закон хороши для народа лишь тогда, когда пределы и того, и другого охраняются группами избранных людей. Эта же избранная группа может нарушать закон во имя самого высшего блага для человечества — разума и свободы. Во имя этого же они считают возможным оставаться рабами отживших форм. Они думают, что противоречия в нравах только укрепляют господство разума в общем.

— Какие благородные души! Это принесение себя самого в жертву культуре. Для человеческой мысли характерно способствовать развитию культуры путем некультурности собственной жизни. Это было бы глупо, если бы не было, к сожалению, так безнравственно; слишком уж очевидна эгоистическая цель.

— Конечно. Но они и не скрывают ее: они смотрят на себя, как на совершенно особую касту.

— Я себе представляю, как тяжело было вам жить в таком обществе.

— Да мне и действительно было не легко. Для них честь человека состоит в том, что о нем говорят другие. Они думают, что она может быть уничтожена оскорблением и вновь восстановлена грубой силой. Как будто бы не самым большим самоуничтожением является подчинение своего собственного разума чужому мнению. И так как я должен был жить среди них, то моя внутренняя, подлинная жизнь была ложью в их смысле, отступлением от их условной морали. Но хуже и тяжелее всего сознание того, что миллионы людей из-за своего неразумия, из-за недостаточного развития своего мозга остаются слабыми, беспомощными, недовольными и несправедливыми. Сами же они по существу не злы. Они стремятся к добру, стремятся к свободе. Они обладают живым и теплым чувством. В этом они подобны нам. Идея добра, к которой мы пришли путем умозрения, имеет для них такое же значение, как и для нас, и постолько они — наши братья. Развившиеся в человечестве религии несут в себе глубочайшую истину и силу, получаемые в откровениях. Они поднялись над индивидуальной жизнью, ограниченной пространством и временем, над тем содержанием нашего бытия, которое мы называем природой, и дошли до идеи разума, бытие которого свободно и находится вне пространства и вне времени.

— Но меня поражает человеческая неспособность воплотить эти идеи в жизнь. В одном случае это — слабость характера, в другом — сила эгоистического чувства. А отсюда — и их неумелость в неизбежной борьбе с бытием, то — что они ведут ее таким жалким образом.

— Я вполне согласен, что именно эти недостатки человечества и являются причиной низкого его уровня. Они делают отдельную личность неспособной наслаждаться счастливым сознанием своей внутренней свободы. Однако, вопрос можно рассматривать глубже. Человеческие поступки определяются теми именно представлениями, которые сопряжены с наибольшею чувственной ценностью. И правильное отношение к этой чувственной ценности есть задача воспитания. Поэтому слабость воли есть на самом деле только ложное ее направление. Когда меня настолько обуревает гнев, что я наношу вред своему противнику, то факт моей ошибки основан на том, что я не имел времени для размышления. Почему нумэ гораздо кротче людей? Потому что они быстрее думают. Аффект мгновенно охватывает сознание человека, он не в состоянии охватить сразу все те мысли, которые могли бы направить его поступки: ему для этого нужно слишком много времени, а потом бывает уже поздно. Нумэ испытывает возбуждение нисколько не слабее человека — он даже во много раз тоньше его в этом смысле, но его мозг устроен так, что он моментально охватывает всю совокупность обстоятельств своим сознанием, и это определяет его действия. Это — то, что называется рассудительностью. Люди правильно считают, что греки достигли высшей добродетели, но только они не знают теперь, как те сумели ее достичь. Дайте нам искоренить их заблуждения, и мы улучшим человеческий род.

— Но страстей-то вы не выбросите?

— Ну, об этом я, разумеется, не думаю. В них ведь и заключается ценность жизни. Только характер их влияния можем мы и должны регулировать рассудком. Слабости нумэ — и этого вы не сможете отрицать — покоятся на том же самом основании, как и слабости людей. Они связаны с самой чувственной жизнью. Сильные чувства представляют собою резервуары для мозговой энергии, через которые эта последняя сообщается с жизнью. Бывает и так, что разряжение мозговой энергии происходит только при вспышке сильного чувства. Дело обстоит приблизительно так же, как с одним явлением природы у нас на Земле: горы собирают над собою в скоплениях облаков воды, и оттуда эта водяная масса распространяет свою благодатную силу. Так распространяется и жизненная энергия. Разница между способами ее распространения — есть разница между варварством и культурой. Стремительный ручей разрушает и размывает без всякой пользы. Если же упорядочим его работу турбинами и другими приспособлениями, мы будем делать уже культурное дело. Люди еще дети...

— Да, они еще дети — я в этом уже убедилась. Но, Элль, вы должны лучше знать их. Думаете ли вы,что все может обойтись без применения силы?

— Я надеюсь на это. Если же — нет, мы должны ее направить...

— О, Элль, вы говорите, как человек, и — этим я больше всего озабочена — вы, люди, заставите нас забыть, что применение силы есть несчастие, недостойное...

Прозвонил телефон.

— Дома Ла? — спросил голос Зальтнера.

— Да, да, — крикнула Ла. — Идите сюда, Заль! Вы не показывались сегодня целый день.

— Я сейчас иду.

вперёд
в начало
назад