ШЕСТОЙ ОКЕАН

Николай Иванович Гомолкo






ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО БССР
Редакция детской и юношеской литературы
МИНСК 1961



Роман Николая Гомолки давно полюбился ребятам. Редакция и автор получили много писем, которые говорят о возросшем интересе юного читателя к проблемам космических перелетов, к новейшим достижениям науки и техники.

События последних лет — запуск автоматической ракеты, с которой была сфотографирована обратная сторона Луны, беспримерный полет Юрия Гагарина заставили автора внести в текст романа некоторые исправления. Ныне мы предлагаем читателю эту книгу в переводе на русский язык.


Рисунки Ю.Пучинского
Обложка и титул Е.Лось



СОДЕРЖАНИЕ

Книга первая. За великую трассу.

Книга вторая. Цитадель неба



КНИГА ПЕРВАЯ

За великую трассу



Перевод Р. Ерохина



Глава первая

Лето наконец-то пришло! Веселое, в зеленом разливе лугов и полей, с ласковыми серебряными утрами, с тихими розовыми вечерами, с бурными и гулкими грозами... Пришло — и властно позвало в путь-дорогу.

Олег сдавал последний экзамен. Отец как раз получил очередной отпуск и ждал его, чтобы вместе ехать в деревню, к тете Глаше. В каждом письме она приглашала племянника к себе. Мальчик жил мечтами о будущих встречах с деревенскими ребятами, сказочных рыбалках, об увлекательных походах по рекам и лесам Полесья.

И вот — короткий басовитый гудок электровоза. Качнулись и поплыли станционные постройки, осветительные мачты, зеленые вагоны соседних составов, стеклянная крыша платформы. Прощай, Москва!..

До самой станции, где жила тетя Глаша, Олег сидел у открытого окна, дышал и не мог надышаться упругим встречным ветром, пахнущим разнотравьем, сыростью приречных долин, дымком лесных костров. Рослый, худенький, с острыми любознательными глазами, он жадно всматривался вдаль. Тугой ветер пробивался под рубаху, надувал ее, приятно щекотал тело.

Все дальше и дальше мчал поезд. За окном проплывали поля, гаи, речки... Казалось, они положены на огромный диск, который крутится по чьей-то могучей воле и относит их в сторону, за рамку окна.

Ехали целый день. Станция приблизилась совсем неожиданно. Впереди показались две башни, темно-бархатный лесок, и мальчик не поверил своим глазам это ж Полянки, про которые так много рассказывал отец.

Тетя Глаша, розовощекая стройная женщина, стояла на перроне с плащом в руках. Она радостно обняла племянника, воскликнула:

— Как ты вырос, Олег! Не узнать...

Деревня раскинулась на взгорке несколькими прямыми улицами, утопающими в зелени садов. Многие хаты сверху донизу были увиты диким виноградом. В деревне — ни звука, как-то полусумрачно, будто все вокруг замерло в тихой дреме.

— Ну, как у нас, красиво? — спросила тетя Глаша.

— Очень, — задумчиво проговорил мальчик, любуясь околицей. — Только жить здесь, наверно, скучно.

— Почему?

— Да так, вижу.

— Что-то больно быстро ты все увидел, — возразила тетя Глаша. — Смотри, чтоб не ошибся...

Вскоре Олег познакомился с деревенскими мальчишками. Вместе с ними ездил на покос, наблюдал, как работали тракторные сенокосилки, гонял в ночное колхозных лошадей, ходил на рыбалку. Нет, не было здесь скучно мальчику! Спустя неделю его трудно было узнать: загорел и силенок будто прибавилось. Даже голос изменился — Олег стал говорить ломким, приятным баском.

Спал он с отцом на сеновале. До чего же это здорово — быть разбуженным на зорьке рожком колхозного пастуха! Легкая прохлада заставляет тебя сразу же вскакивать, делать зарядку и с суровым полотенцем на плече бежать к озеру...

Сегодня Олег проснулся позже отца. Досадуя на себя, начал быстренько одеваться. Солнце еще не взошло, но рассвет занимался вовсю.

— Не проспал рыбалку? — спросил он у отца. Тот сидел на завалинке и курил.

— Негде нам рыбачить, Олег, — вздохнул отец.

— Почему?

— Озера нашего нет.

— Что ты выдумываешь, папа? Как это нет?

— Посмотри!..

Олег выбежал из сарая и остановился как вкопанный. Вдалеке, там, где до сих пор всегда он видел серебристую гладь озерной воды, темнела влажная котловина.

— Что случилось? — не веря своим глазам, спросил мальчик.

— Видишь, сбежало озеро...

— Куда?

— А кто его знает.

— Как же оно так вдруг? — все еще не мог поверить Олег.

— И вовсе не вдруг. Второй год вот так исчезает оно, а осенью снова появляется, — ответил отец и, чуть помолчав, добавил: — А почему — для всех загадка.

— Я разгадаю ее! Я открою эту тайну, — горячо проговорил мальчик. — Как ты думаешь, папа, успею за лето?

— Может, и успеешь.

Отец встал, погасил свою неразлучную трубку и подался в хату.

Олег не пошел завтракать. Понятно, не терпелось пареньку. Он сразу же бросился к озеру, обежал его вокруг, изучая берега. Усталый, вспотевший вернулся назад. Тетя Глаша накинулась на него — и завтрак простыл, и штаны в грязи вывозил. Разве так отдыхают городские мальчики?

Но тут за Олега заступился отец.

— Ничего, Глаша, пускай хлопец больше по росе бегает. Здоровее будет, сказал он. — А может, и тайну одну откроет.

— Куда исчезает озеро? — усмехнулась тетя Глаша.

— А хоть бы и так. Вы ведь не знаете?

— Не знаем. А если бы и знали, какой оттого прок?

— Прок немалый, — ответил серьезно отец. — И для нас, и для науки. Видно, здесь есть подземный грот или пещера. — И тут же спросил: — А много поблизости озер?

— Целых пять, — ответила тетя Глаша и начала считать по пальцам: Криничное, Найденка, Камышинка, Круглое, Вересница. Столько же, если не больше, и речек.

Отец вопросительно глянул на Олега. Его самого заинтриговало таинственное явление, и он беспокоился, как бы Олег, услышав, что озер много, а значит и работы хоть отбавляй, не отказался от своей затеи. Однако мальчик решительно произнес:

— Завтра беру лодку и еду на озеро Криничное.

Организовать такую поездку было нетрудно. В трех километрах от Полянок протекала речка Тура, в которую впадало несколько меньших речушек. А по ним дорога открыта к любому из пяти озер.

— Тогда бери и меня в экспедицию, — попросил отец. — Вдвоем будет веселей. Идет? Так что, Глаша, готовь нас в путь-дорожку!

Тетя Глаша всплеснула руками.

— Неделю пожили и уже удираете? Виктор Сергеевич, не жалеешь ты свою сестру. Опять одной-одинешенькой быть мне в хате...

— Да мы на два-три дня. И вернемся...

Отец велел Олегу сходить к соседям и попросить лодку.

— Осмотри ее и запаклюй, если надо.

— Ладно, папа, все сделаю, — обрадовался Олег и вприпрыжку выбежал из хаты.

А Виктор Сергеевич постоял у окна, провожая глазами сына, потом заперся в своей комнате. Долго он не выходил оттуда. Тетя Глаша со двора через окно видела, как он расставил на столе какие-то пробирки и что-то колдовал над ними. Но она не стала расспрашивать. Знала — Виктор Сергеевич работает.

Уставший, но довольный прибежал к вечеру с реки Олег. Он влетел на веранду и, по-военному козырнув, доложил:

— Товарищ капитан, «Старая черепаха» в рейс готова!

Виктор Сергеевич просматривал свежую вечернюю газету. Подняв голову и увидев сына в такой забавной позе, он от души рассмеялся.

— Капитаном, Олег, будешь ты. Я — обыкновенным пассажиром. И название, значит, уже придумал?

— А как же! По всей форме...

— Должен сказать, название не совсем удачное. Я купил в магазине лодочный мотор. Приспособим — и будет настоящая моторка. Какая ж тут «Черепаха»?

Олег только теперь опустил руку и с укором посмотрел на отца.

— Что за путешествие на моторке? — будто жалуясь, сказал он. — Одно недоразумение...

— А ты не волнуйся, сынок, — ласково улыбнулся Виктор Сергеевич. Моторчик прихватим на всякий случай. Главной двигающей силой у нас будут весла.

Олег сорвал с головы кепку, подбросил ее вверх и радостно прокричал:

— Да здравствует «Старая черепаха»!

Виктор Сергеевич с теплой улыбкой посмотрел на худенькую, вытянувшуюся фигурку сына и снова взялся за газету.

Тетя Глаша накормила Олега и сказала, чтоб никуда не ходил, пора спать: завтра спозаранок в дорогу. Но мальчику не сиделось. Он прошелся по дому, заглянул в комнату отца и незаметно шмыгнул на улицу.

Виктор Сергеевич тем временем решил побриться. Он взял стакан и зашел на кухню набрать теплой воды. Глаша, что-то бормоча себе под нос, переставляла под лавкой бидоны. Увидев Виктора Сергеевича, она выпрямилась и удивленно развела руками.

— Чудеса, да и только, — проговорила она. — Или у меня потемнело в глазах, или я так завертелась...

— А что такое? — заинтересовался Виктор Сергеевич.

— Вчера купила бидон керосину, а сегодня, гляжу, — пустой. И хоть бы одна дырка...

Виктор Сергеевич повертел в руках бидон, потом посмотрел через распахнутую дверь куда-то вдаль и усмехнулся.

— Тут, скажу тебе, Глаша, видно, есть какая-то связь: сначала озеро исчезает, потом керосин...

Глаша замахала руками:

— Да брось ты, ей-богу, смеяться. Керогаз надо разжигать... Скажи, ты вылил?

— Клянусь, Глашенька, не я. Могу одолжить бензину. Правда, у меня его, что называется, в обрез.

Глаша отказалась. Она взяла бидон и пошла к соседке. Вернувшись, скоренько разожгла керогаз и принялась мыть в тазу картошку. Виктор Сергеевич побрился, подошел к умывальнику.

— Ага! Значит, полный порядок, сестрица? «Бульбу варят, бульбу жарят...»

— «Бульба — мука, бульба — каша, расцветай ты, доля наша!» — подхватила сестра и, весело блеснув глазами, добавила: — Слушай, Виктор, если вы пьете керосин или еще что-то с ним делаете, скажи, я буду ходить в лавку каждый день.

— Ох, милая сестрица! Любопытства у тебя... — Он шутливо погрозил пальцем. — Хочешь знать, куда он девался?.. Нет, все равно не скажу.

За окном пылала вечерняя заря. Виктору Сергеевичу вдруг захотелось пойти в поле, подышать прохладой. Но только он вышел на улицу, как из-за соседнего дома выбежала стайка ребят. Одни были в каких-то старых касках, другие держали в руках деревянные автоматы, третьи грозно размахивали пиками. Ребята окружили Виктора Сергеевича, а один из них, с длинными руками, выбежал вперед и крикнул:

— Вы в плену! Пока не скажете, можно ли спрыгнуть с Луны на парашюте, не отпустим.

— Расскажите! Расскажите Мы вас просим, — послышалось со всех сторон.

— Ну и герои! Навалились оравой на одного, разве тут отвертишься. Виктор Сергеевич окинул мальчишек взглядом.

Сзади в рубахе нараспашку стоял Олег. В руках у него тоже было что-то вроде ружья. Ясно, это он подговорил ребят.

— Ну ладно, вояки, — сдался Виктор Сергеевич. — Так и быть, давайте потолкуем.

Ребята пригласили его к дому, на скамейку.

Вечер был тихий, погожий. На юге из-за горизонта выплыла черная угловатая туча, по ней беззвучно пробегали белые, какие-то выцветшие молнии. Над головой лениво шелестела листвой яблоня.

Виктор Сергеевич подождал, пока мальчишки усядутся, и начал рассказывать. Говорил он неторопливо, время от времени останавливаясь, чтобы собраться с мыслями.

Ребята сидели молча, боясь шевельнуться.

Так все было интересно — дух захватывало! Смотри-ка ты, а они и не знали. Оказывается, миллион лет назад сутки на земле были короче, чем теперь. И все дело в том, что Луна тормозит вращение Земли. А это разве не чудо; когда на небе появляется Луна, она словно тянет к себе Землю, и земная кора чуточку приподымается.

— И человек в это время становится на несколько граммов легче, закончил Виктор Сергеевич.

Некоторое время стояла тишина. Ребята ждали, что отец Олега будет еще рассказывать. Но он смотрел за село, куда-то вдаль, изредка бросая взгляд на часы и не произнося ни слова. Тогда один из мальчишек не удержался:

— А не может Луна оторвать от Земли какую-нибудь высокую гору? Я видел их, есть такие — выше туч!

— Не может, — просто ответил Виктор Сергеевич и тут же хотел объяснить, почему не может, но не успел: помутневшее небо вдруг взорвалось ярким пламенем.

Все вскочили, насторожились, глядя на восток. Там, оторвавшись от Земли где-то за чертой горизонта, метнулась вверх огненная стрела. Она наискось перечеркнула небо и спряталась почти в самом зените. Пылающий хвост ее скоро пропал, но путь этой удивительной стрелы был отчетливо виден: через весь небосклон протянулась белая тропинка, будто выстланная ватой.

— Наконец-то! — сорвалось с губ Виктора Сергеевича.

Дети удивленно посмотрели на него.

— Виктор Сергеевич! — послышались вокруг голоса. — Что это такое? Вы знаете?

Но Виктор Сергеевич не успел ответить. Разрезая черно-синие глубины неба, молнией взвилась новая стрела.

— Это одно из великих чудес, создаваемых человеком, — наконец проговорил отец Олега, опускаясь на скамью и обнимая обступивших его ребят. — Мы строим межпланетную станцию — Малую Луну!

Ребята зашептались. А высокий, с длинными руками, который брал Виктора Сергеевича в «плен», спросил:

— А зачем она, Малая Луна?

Виктор Сергеевич оживился.

— Зачем, спрашиваешь? Надо, ребята, надо! Мы шагаем в космос. А там во все стороны безграничное пространство, где никогда еще не бывал человек. И много удивительного там. И Солнце не так светит, и звезды лучше оттуда видны. Вот полетят туда наши ученые, установят телескопы и будут смотреть и на Луну, и на Марс, и на Солнце. А может, построят на Малой Луне вокзал, и будут там люди ждать ракет, которые повезут их по точному расписанию на любую планету.

— Ух ты! — восхищенно воскликнул Олег и протиснулся поближе к отцу.

— А еще Малая Луна нужна как заправочный пункт для космических кораблей, — продолжал Виктор Сергеевич, — Как это понимать? Давайте рассуждать вместе. Чтобы стать спутником Земли, ракете надо развить скорость до восьми километров в секунду. Это сколько в час? Ну!

Ребята зашевелились, снова зашептались.

— Двадцать восемь тысяч восемьсот километров, — первым подсчитал Олег.


— Правильно, — сказал Виктор Сергеевич. — Видите, как много. Астрономическая цифра. А чтобы вовсе оторваться от Земли и взять направление на Луну, ракете требуется еще больший разгон — одиннадцать и две десятых километра в секунду! Развить такую скорость, стартуя с Земли, ей очень трудно. А спутник сам необычайно быстро будет лететь по своей орбите, и эту скорость получит ракета. Достаточно небольшого толчка, чтобы она совсем преодолела земное притяжение, а там — лети, куда хочешь.

Виктор Сергеевич замолчал, посмотрел на небо. Тихо, таинственно мерцали звезды. На юге по-прежнему маячила туча. Изредка она вспыхивала бледным огнем, будто хотела и никак не могла воспламениться.

На улицу из домов выбежали все — и стар, и мал. И неудивительно — такая необыкновенная новость!

В прежние времена люди смотрели на небо с тревогой, с ужасом. Пролетит какая-нибудь комета, ворвется в атмосферу метеор — и столько нагонит страху на всех! Конечно, считали, что это какое-то божье знамение, — быть войне или голоду.

Теперь же у всех в глазах были только любопытство и восторг. Вечерние газеты и радио успели сообщить о начале строительства Малой Луны, о том, когда и сколько будет запущено ракет, как их будут там, в космосе, собирать в определенном месте, монтировать.

Давно растаял в ночном небе след последней ракеты, а люди и не думали расходиться. Всюду слышались разговоры о необыкновенном стальном острове, который будет строиться за тысячи километров от Земли, о космических ракетах, о завтрашнем дне нашего неба. Потом вдруг посреди села заиграл гармонист. Да так весело-подмывающе, что, казалось, всё сейчас пустится в пляс. И впрямь, улица зашевелилась, поплыла с людьми на призывные чарующие звуки.

— А нам пора, Олег, спать, — сказал Виктор Сергеевич. — Завтра ведь в поход!

Они попрощались и пошли. Село с прямыми освещенными улицами напоминало какой-то сказочный городок. Лампочки на столбах, светлые окна домов — все сияло, зачаровывало. А тут еще этот гармонист! Вовремя он заиграл, позвал к себе людей, очень вовремя!


Глава вторая


Услышав резкий телефонный звонок, Уолтер тотчас сел в постели. Он свесил ноги с кровати, надел ночные туфли и сладко потянулся.

— Кому там не спится? — недовольно проворчал он, поднимая трубку. — Кого вам? Уолтера? Он спит! — зло крикнул сенатор и швырнул трубку на рычаг.

На столе лежала кипа утренних газет. Уолтер развернул первую, что попалась под руку, — «Дейли компас», пробежал глазами по заголовкам — и сонливость будто рукой сняло. «Ракетная станция над Землей», «Русские на полдороге к Луне», «Советы хотят завоевать Марс»... По спине Уолтера пробежали мурашки.

— Что такое?! Русские обогнали нас...

Снова зазвонил телефон.

На этот раз Уолтер узнал голос своего друга, президента атомной фирмы Фрэнка Уэста.

— Хелло, Фрэнк! — стараясь не выдать своего волнения, бодро приветствовал он Уэста. — Как спалось? Плохо? Видно, русские приснились? Да? Ну вот, я все наперед знаю. Не все? Что, например? Очень важная новость? Хорошо, сейчас же еду!

Сенатор торопливо оделся и подошел к огромному трюмо, стоявшему в углу комнаты. Хотя Уолтеру давно перевалило за пятьдесят, он был бодр, подвижен. Огромная голова крепко сидела на могучей шее, лицо — продолговатое, волевое, со сжатыми тонкими губами — было довольно моложаво.

Повязывая галстук, он поглядывал в окно. Солнце только что взошло и копошилось над горизонтом в дымных облаках.

Сенатор вышел из спальни.

В столовой на столе его уже ожидал завтрак — паюсная икра, устрицы, чашка кофе.

Уолтер проглотил несколько устриц, выпил кофе. Хватит, некогда! Каждая минута бизнесмена стоит денег. Он снял трубку, набрал номер и, вытирая рыжеватые усики, крикнул:

— Воздушный автомобиль!

Вилла Уолтера стоит в одном из лучших уголков города, на острове посреди реки Гудзон. Из ее окон открывается живописный вид на широкую речную даль, на длинную песчаную косу, за которой привольно и широко разлегся океан. Океана не видно, но там, за косой, всегда щетинится лес мачт океанских кораблей. На другой, противоположной стороне лежит город. Издали он красив, прямо-таки очарователен... Остров утопает в зелени садов и платановых аллей. Здесь живет неисчислимое множество птиц. Утром они так чудесно поют, что слушаешь их и забываешь обо всем на свете. Жить в таком тихом и уютном уголке одно удовольствие.

Уолтер гордился своей богатой виллой, сказочной красоты яхтами, райским садом. И кто знает, может, через несколько недель эта вилла станет известной всему миру. Она замелькает на страницах газет и журналов, ее будут показывать в кино. Это будет заслуженная слава, ведь тут живет не кто-нибудь, а сенатор Уолтер, владелец компании «Ракета энд индaстри». Его космические корабли скоро дадут возможность парням Штатов захватить запущенный русскими огромный искусственный спутник Земли, который бороздит небесные просторы где-то там, между Землей и Луной. Конечно! Иначе не быть ему Уолтером...

Когда сенатор поднялся на крышу виллы, воздушный автомобиль уже дрожал, готовый к отлету. Сев в мягкую кабину, Уолтер закрыл дверцы и дал знак водителю. Мотор взревел, и машина неслышно оторвалась от бетонной площадки.

...Внизу проплывает главный город Штатов. Он разметнулся во все стороны громадами высоченных домов, корпусами заводов, площадями, улицами, арками мостов. Смотришь — и, кажется, ни конца ему нет, ни края... В стороне стеклянно блеснул Гудзонов залив. На берегу океана с постамента высоко поднялась бронзовая женщина с факелом в руке. Статуя Свободы! Уолтер блаженно усмехнулся: она по-прежнему зорко смотрит за океан. Сенатор был рад ее «материнской» заботливости. Это ведь там где-то — в Греции, Испании, Турции — гуляют ее бравые парни, сыновья Штатов. Своим факелом она освещает им путь, показывает, куда нести прогресс, культуру и славный американский образ жизни. «Не грусти, старая, — думает, улыбаясь, сенатор. — Твой факел мы разожжем еще ярче. Знай, скоро мы с тобой будем насаждать цивилизацию среди жителей Марса...»

С высоты видны улицы, площади, заполненные машинами и людскими потоками. Трудно сейчас ездить по главному городу Штатов. На улицах столько машин, что они плетутся не быстрее пешеходов. Сенатор Уолтер давно уже сменил свои лимузины на воздушный автомобиль. Разве настоящий, уважающий себя бизнесмен станет ползать черепахой на улице! Воздушная дорога — это да! Быстро, удобно, приятно!

Наконец среди сотен небоскребов показался из тумана самый высокий Эмпайер-Стейт билдинг. Сто два этажа взметнул он под самые тучи, на высоту трехсот восьми метров.

Воздушный автомобиль сделал круг над ним, опустился на посадочную площадку. Здесь стояло уже около десятка точно таких же машин. Навстречу Уолтеру шла возбужденная группа людей. Среди них он сразу увидел Фрэнка Уэста. Тот шел впереди всех, приветливо размахивая шляпой и что-то выкрикивая.

Горячий ветер бил в лицо, трепал полы макинтоша.

— Хелло, Уолтер!

— Хелло, джентльмены!

— Мистер Уолтер, — пожимая сенатору руку, взволнованно заговорил Фрэнк Уэст. — Вы не находите, что ваши ракеты строятся очень медленно? Посмотрите, что делают русские. Это же наглость — опять летают у нас над головой! Да, да, убедитесь сами. Они преспокойно летают над Штатами, а нам остается одно — пожимать плечами...

На середине крыши небоскреба стоял нацеленный ввысь, как пушка, огромный телескоп. Уолтер зашел в помещение обсерватории, припал к окуляру телескопа. В белесом мареве заколыхался какой-то предмет. Бесспорно, это был новый спутник Земли.

— Какая высота? — спросил сенатор.

— Три тысячи километров.

— Наши парни будут там! — решительно проговорил Уолтер. — Мистер Уэст,выходя из обсерватории и стараясь придать своему голосу спокойный и даже веселый тон, обратился он к своему другу, — а русские, однако, неплохо стараются. Нам будет за что поблагодарить их.

— Хо-хо-хо! — вдруг засмеялись все, догадавшись, что сенатор намекает на недалекое будущее.

— Это слова настоящего джентльмена, — возвышенно проговорил Уэст.Только одно условие, сэр: не захватывать на Луне урановых руд.

— Урановых? А они там есть?

— Есть! — уверенно ответил Фрэнк Уэст. Он сделал величественный жест рукой и полез во внутренний карман пиджака. Достал книжечку в переплете из желтой кожи и протянул Уолтеру фотоснимок. — Смотрите, здесь урана, как утверждают ученые, больше, чем на Земле, — показал он на цветные расплывчатые полоски спектра.

Глаза Уолтера, обычно холодные, будто отлитые из стали, заблестели.

— Черт побери, мистер Фрэнк. Надо спешить со строительством ракет. А то попадем на Луну к шапочному разбору. Уран! — воскликнул он и ткнул пальцем в небо. — Там, над головой, уран! Это отлично, джентльмены! Это новые миллионы долларов!.. Даю слово, он будет наш. Наш!..

Фрэнк Уэст извлек из коробки сигару, предложил сенатору. Они закурили. Уэст был в сером, свободного покроя костюме. Густые черные брови, длинный с горбинкой нос придавали его лицу мужественный вид. Он умел быть сдержанным, осторожным и вел свои дела с нарастающим успехом. Правда, в последние дни его немного начала беспокоить та популярность, которая росла вокруг персоны сенатора.

— Заключим контракт, мистер Уолтер, — отойдя от группы, тихо, но настойчиво проговорил Фрэнк Уэст. — Даю десять миллионов долларов за доставку моей экспедиции на Луну! Это много, мистер Уолтер, очень много...

Сенатор прикусил губу. Окинул взглядом дали города. Сперва какое-то беспокойство отразилось на его лице, потом он улыбнулся:

— Это подачка нищему, милый Фрэнк, а не деловое предложение. Не ожидал, чтоб атомный король мира был таким мелочным.

Уэст подскочил, как ужаленный.

— Мелочным? Десять миллионов долларов вам мало? Вы же можете купить на них целое государство. Не понимаю вас, сенатор, — развел он руками.

— Государства покупайте вы, — сухо отрезал Уолтер, — а мне нужно больше — вся планета. Даже еще больше — Луна, Марс! И я это получу без вашей помощи, мистер Уэст. Всего доброго, джентльмены! — Уолтер резким движением запахнул полы макинтоша и быстро зашагал к стоянке воздушных автомобилей.

— Мистер Уолтер, мистер... Пятнадцать! — крикнул вслед ему Фрэнк Уэст. — Семнадцать...

Однако Уолтер уже ничего не слышал, даже не обернулся. С бешеной скоростью завертелся винт автомобиля, и машина легко и плавно взлетела над небоскребами.

«Здорово же я его огорошил, — усмехаясь, Думал тем временем Уолтер. Что ж, пусть побесится. Пусть! Ха, ему нужен уран! Ха-ха-ха! А мне он не нужен?» — уже смеялся он.

Шофер удивился веселому настроению хозяина и вопросительно посмотрел на него.

— На Уолл-стрит! — приказал Уолтер и принялся внимательно разглядывать проплывающий внизу город, словно видел его впервые.

Глава третья

Второй день Олег с отцом в дороге. Сегодня они ночевали в могучем бору, у крутой излучины Дрыгвянки. Берег тут высокий, песчаный, и путешественники легко нашли место для привала. Никакого шалаша не ставили. Развели костер под сосной, сготовили ужин. Конечно, лакомились настоящей рыбацкой ухой. Олег постарался! Хоть и в городе рос, да рыбацкое дело освоил что надо. Потом легли спать.

Не успел Олег разглядеть на чистом небе даже самых крупных звезд, как сон одолел его. И ничего удивительного — целый день махал веслами!

Проснулся он от кошмаров ночи. Приснилось ему, будто на них напали бандиты, захватили лодку, а его с отцом собирались расстрелять. Олег, конечно, не сдавался, пытался освободить связанные руки, громко закричать. Но это было очень трудно. Что-то давило на грудь, заставляло сжиматься в комочек. И когда, наконец, собравшись с силами, он хотел криком отчаяния позвать людей на помощь, — темень вдруг раздвинулась и он увидел чистое высокое небо.

Громко и радостно пели птицы. На сосне-сухостое что-то звонко выстукивал дятел. На землю сыпалась кора, труха высохшего дерева.

Олег даже улыбнулся. Как хорошо, что это был только сон! И все же не терпелось посмотреть, на месте ли лодка. Мальчик осторожно поднялся, глянул на отца, который беззаботно спал, зажав в руке трубку с рогатой мордочкой чертика, и побежал вниз к реке.

Лодка стояла на месте. Только воды в ней заметно прибавилось. Что значит — дырявая! Как ни следи, как ни конопать щели, а вода все же где-то просачивается.

Надо было проверить поставленную на ночь жерлицу. Олег взял черпак и стал выплескивать из лодки воду.

Проснулся отец, вышел на берег. В зубах его дымилась трубка, на голове красовалась соломенная шляпа.

— Затонула «Черепаха»? — поинтересовался он.

— Воды набралось — по колено! Где-то протекает...

— Ничего. Мы не в море.

Олег заскреб черпаком по днищу, потом взял весло и вскочил в лодку. Речной плес — полукруглый, широкий — с двух сторон огибали высокие камыши.

Поднималось солнце в туманной поволоке, огромное, тяжелое. Воздух пьянил своей свежестью... Услышав скрип уключин, из прибрежных кустов испуганно взлетели птицы.

Сухо зашелестел о лодку камыш. Олег выбрался на небольшую прогалинку, за которой начиналась речная быстрина, и остановился. Вот и жерлица. Не без волнения мальчик начал выбирать леску. Так и есть — что-то попалось! И, видать, большое! Вода вокруг лодки заходила ходуном. Олег закрыл глаза. Что за рыбина?

В душе его так все и затрепетало. Удача! Вот почему ему не спалось, докучали кошмары.

Отпустив леску, Олег через минуту начал выбирать ее снова. И снова ошалело завертелась добыча в воде. Теперь мальчику удалось увидеть — на крючке сидел сом! И скажи ты, здоровый, как поросенок.

Как Олег ни старался, он так и не смог ничего поделать с норовистым обитателем речных глубин. Пришлось позвать на помощь отца.

Вдвоем они кое-как вытащили сома на отмель. Но и тут он не давался в руки. Олег прибил его веслом.

Минут десять стояли путешественники возле сома и все не могли им налюбоваться. Толстый, усатый, с дымчатыми полосками, он был похож на маленькую речную торпеду. Потом Олег открыл его пасть и начал доставать крючок. И вдруг глаза мальчика сверкнули любопытством. У сома во рту торчали две блесны.

— Вот прожорливый. Железа нахватался, — сказал Виктор Сергеевич, рассматривая блесны. — Тебе повезло, Олег, с другими рыбаками он, оказывается, легко прощался. — Вдруг его кустистые брови подпрыгнули вверх. На одной из блесен была нацарапана какая-то надпись. — А, чтоб тебя! Да тут не блесна, а целое письмо, — протянул Виктор Сергеевич находку сыну. Смотри!

Долго они разбирали едва заметные буквы. Наконец удалось прочитать: «Витька-Водяной». Это была нехитрая выдумка рыбака: так он, видимо, метил собственные блесны.

— Эх!.. А я думал, там написано что-нибудь необыкновенное, — вздохнул Олег и замахнулся, чтобы выбросить находку в речку.

Но отец остановил его.

— Погоди, это наш трофей. Сохраним. А теперь пора и завтракать. У нас же вчерашняя уха осталась.

— А куда денем сома? — спросил Олег.

— Не волнуйся, не пропадет.

Подкрепившись, путешественники покинули свое пристанище. Солнце уже гуляло высоко в небе, то прячась в быстрых косматых тучках, то выныривая из них на чистую просинь. Река сморщилась, как гармошка.

Лодку бросало на волнах, относило в сторону. За весла сел Виктор Сергеевич.

Олег удобно примостился на носу лодки, на постланной соломе, и стал наблюдать за рекой. Сперва думалось о найденной блесне, потом мутные облака над головой напомнили мальчику о Малой Луне. Подумать только, небо уже отдано инженерам-строителям! Там строится настоящий научный городок.

— Папа, — вдруг спросил Олег, — у какой это планеты кольцо есть?

— У Сатурна.

— Скажи, а люди когда-нибудь снимут его?

— Зачем?

— Чтоб на Землю надеть. Эх, как красиво было бы! — мечтательно произнес мальчик.

Виктор Сергеевич с улыбкой покачал головой. Потом сказал:

— Ты вот лучше за рекой следи. Чтоб нам не прозевать тот таинственный коридор, по которому уходит озеро.

Олег тряхнул белесой чуприной.

— Не волнуйся, папа, не прозеваем. Я сразу увижу...

Берега шли сначала низкие, заболоченные, потом все чаще и чаще начали выплывать из-за поворотов высокие обрывы, подмытые старые ольхи, тяжелые дерновые выступы. Холодный порывистый ветер крепчал.

К полудню погода вовсе испортилась. Из низких туч посыпалась изморось. Противно набрякла одежда. А как расходилась река! Потемнела, вспучилась волнами. Лодка с трудом продвигалась вперед. Вскоре продолжать плавание стало совсем невмоготу. Ветер бил в лицо брызгами дождя и гнал, казалось, реку вспять. Берега глухо гудели от тяжких накатов раз бушевавшихся волн.

От холода уже ничто не спасало. Олег скорчился, вобрал голову в плечи, но не переставал следить за рекой.

Вдруг мальчик заметил, что лодка начала замедлять ход. Он повернулся к отцу.

— Спасаться надо, — ответил тот на немой вопрос сына. — Белого свету не видать.

Виктор Сергеевич промок до нитки. Налегая сильнее на весла, он направил лодку к островку с молодым березовым гаем.

— Ставить шалаш, разводить костер! — приказал он, вытягивая лодку на берег.

— Варить уху из сома! — в тон отцу добавил Олег.

Виктор Сергеевич улыбнулся.

— Видишь, добыча твоя и пригодилась. А ты волновался...

Вскоре островок затянуло дымом. Березник тут был густой, рослый и не продувался даже резкими порывами ветра. На костре в чугунке варилась уха. Уже был сооружен шалаш, путешественники весело разговаривали и чувствовали себя как дома. Они знали: здесь придется заночевать. Назавтра предстояло обследовать озеро Вересницу, что на юг от островка. Добираться к нему надо по небольшому ручью.

Глава четвертая

Сенатор Уолтер срочно, без предупреждения выехал в Нью-Джерси, расположенный в часе езды от главного города Штатов, на северо-востоке. Надо было неотложно побывать на заводе, узнать, как там дела, подогнать кое-кого.

Автомобиль Уолтера приземлился на заводском дворе после утреннего гудка. Никто не встретил хозяина, даже сам управляющий Чарли Пэтон, отличавшийся незаурядным прилежанием, всегда стремившийся угодить сенатору и лишний раз выказать ему свою преданность, где-то запропал.

Выйдя из кабины, Уолтер остановился. Захотелось издали полюбоваться своим детищем. В зубах сенатора — неизменная сигара, на голове — черная фетровая шляпа, в руках — суковатая массивная трость. Он внимательно осматривал высокие, уходившие вдаль рядами огромных окон корпуса. Стеклянные крыши густо задымлены, запорошены черной пылью. И все же кое-где они отбрасывают солнечные лучи, а под ними нет-нет да и вспыхнут сиреневыми соцветиями огни электросварки.

Любуясь заводом, Уолтер всякий раз переживал какую-то окрыленность чувство, рожденное сознанием своей силы и могущества.

Самый главный и ответственный цех завода — сборочный. Уолтер решил зайти туда, поинтересоваться, что еще надо сделать, чтобы приблизить тот долгожданный день, когда с ракетодрома на Луну, на Марс и Венеру вылетят гигантские межпланетные корабли.

Цех встретил его приглушенным гудением. Неподалеку от входа, на блестящих стальных стапелях, лежало огромное сигарообразное тело ракеты. По обе стороны суетились рабочие: одни с электросварочными аппаратами, другие-с автоматическими молотками, третьи — с измерительными приборами. Уолтер открыл дверцы ракеты и заглянул внутрь. Возле отделения двигателя группа рабочих монтировала оборудование, что-то возбужденно обсуждая. Сквозь шум автоматических аппаратов до слуха сенатора донеслись слова:

— Слышали, ребята, что делается в Советском Союзе? Да-да, я о их ракете... — кивнул головой грузный человек с маленьким чубом.

«Том Блейн», — узнал его сенатор.

— Советы обогнали нас! — продолжал рабочий. — Да что говорить, у них наука — на высоте! Там, я слышал, все люди живут хорошо. Как ты думаешь, Джо?

Сенатор сжал зубы, до боли прикусил губу. «Что это? На заводе коммунисты? Куда смотрит эта свинья, Чарли? Чем он тут занимается?»

Гулко стуча тростью по бетонному полу, Уолтер заспешил обратно. В приемной управляющего никого не было. Только секретарь-машинистка что-то выстукивала на машинке.

— Где мистер Пэтон?! — загремел Уолтер.

— Вылетел к вам. Вы же вызывали...

— Ах да... — Сенатор грузно опустился в массивное кресло.

Сидел он долго, попыхивая сигарой и ежеминутно вытирая с лица холодный пот. Волнение его, кажется, заметила даже секретарша.

* * *

Том Блейн, закончив монтаж важного узла ракеты, поднялся с пола и с заметным удовлетворением зажмурился. Что ни говори, сегодня ему повезло. Наконец Харди Пат и Роб Ридгей развязали языки. Сомнений быть не может: да, они с уважением относятся к Советам, к коммунистическим порядкам, ругают хозяина завода, недовольны жизнью. Тут и думать не приходится: они коммунисты, изменники. Он сегодня же постарается сходить к верным людям, обо всем рассказать. Собак надо посадить на цепь!

— Харди, — обратился Том к товарищу, — если меня будут искать, скажешь, что я в конторе. Пойду сверю чертежи, — закончил он, отряхивая комбинезон. Потом не спеша зашагал по цеху.

— Куда это вы? Почему гуляете? — вдруг услышал он за спиной знакомый голос. — Уже закончили работу? О, я знаю, вы старательный человек. Оно и понятно: ради процветания Штатов лучшие люди отдают все свои силы...

Том Блейн обернулся. Перед ним стоял инженер Рендол. Том растерялся. Что за человек этот Рендол всегда смотрит на него как-то свысока, со странной, затаенной улыбкой. А сколько в нем злости, какой-то мальчишечьей задиристости. Очень уж он непонятен Тому! Но приходится мириться. Что поделаешь, Рендол — конструктор, автор проекта космической ракеты. Он целыми днями торчит в цехе, следит за всеми работами. Сам порывистый, нетерпеливый, он и другим не дает сидеть без дела.

В словах Рендола прозвучала насмешка, но Том Блейн не из таких, чтоб из-за ерунды портить отношения с начальством. Он вежливо улыбнулся и спокойно ответил:

— Иду в контору, мистер Рендол, А вы все шутите?..


Блейн повернулся и шагнул прочь. Вилли Рендол вдруг схватил его за плечо, резко повернул к себе. Том побледнел. Что это стряслось с инженером? Он ничего не мог понять. Прямо в глаза ему смотрел другой, незнакомый человек, суровый, со сжатыми челюстями.

— Что вам нужно? — оскорбленно спросил Блейн и гневно повел широкими плечами.

Рендол опустил руку.

— Вы мутите, сэр, воду!

— Я? Для чего?

— Чтоб ловить рыбку! — выразительно проговорил инженер. — Хочу предупредить: остерегайтесь! На небе есть бог, он все видит.

Том Блейн заморгал глазами. Пригладив свой реденький чуб, он удивленно пожал плечами:

— Я ничего не понимаю, сэр. Клянусь, ничего!

— Я вам верю, Том. Чтобы понять, надо иметь голову.

Вилли Рендол сунул руки в карманы брюк и, смерив с головы до ног сутулую фигуру Тома, зашагал к стапелям.

Том Блейн усмехнулся. «Пугаешь? Наплевать мне на тебя. Я не из простачков. Никому зазря не дамся в руки. А с тобой еще поговорим. Вот расскажу в тайной полиции...»

И все же настроение Тома было испорчено. Возле самой конторы его встретила секретарь-машинистка.

— Сэр, вас хочет видеть сенатор, — сказала она Тому.

Том Блейн поправил пояс на комбинезоне и осторожно открыл дверь в кабинет.

В мягком высоком кресле, закрыв глаза, сидел сенатор Уолтер. На первый взгляд казалось, что он спит. Рядом, в углу, висел полосатый звездный флаг Штатов. Стол представлял собой точную модель ракетодрома с ракетопультом в центре, служившим подставкой для карандашей.

— Слушаю вас, сэр, — сказал Том Блейн, застыв у порога в выжидательно-вежливой позе. Он почувствовал, что не случайно вызван сенатором. Кто знает, может, выпадет выйти из этого кабинета другим человеком — более солидным и обладающим настоящей властью. Чарли Пэтон давно обещал назначить его мастером участка. Видно, пришел тот день, когда его давняя мечта, наконец, осуществится. Чарли, конечно, не мог не рассказать боссу, кроме всего, и о старании и преданности Тома великим идеалам... «Пусть только тронет меня этот дьявол Рендол, — думал не без злорадства Том. — Не мне, а ему сейчас надо остерегаться...»

— Это вы, мистер Блейн? — не открывая глаз, спросил, наконец, Уолтер.

— Я самый, сэр, — ответил Том как можно подобострастнее.

— Вот и хорошо, что пришли. Я о вас много думал, Вы много повидали в жизни... Выстрадали немало.

— Все это правда, сэр, — поспешил подтвердить Том.

— Я считаю, что страданиям теперь конец. Для вас откроются новые горизонты. Вы обретете радость и счастье.

— Как я вам благодарен, мистер Уолтер! — воскликнул Том Блейн и согнулся в низком поклоне. — Буду век молиться...

— Разговор наш мы продолжим после. А теперь не посчитайте за труд сходить в турбинный цех и принести сводку работ за вчерашний день...

— Слушаюсь, сэр! — Том Блейн еще раз поклонился и вышел.

Уолтер тем временем поднялся из кресла и, подойдя к окну, включил телевизор. На матовом стекле возникли очертания какого-то цеха. Из динамика долетел типичный заводской гул. Сенатор крутнул ручку настройки, и на экране показались «райские ворота» — высокие, украшенные инкрустацией, с позолоченным гербом Штатов. В овале телевизора шевельнулась фигура человека. Том Блейн шел бодро, засунув большие узловатые руки в карманы комбинезона. «Пора!» — решил сенатор, когда Том вошел в «райские ворота». Нажата кнопка — и невидимые смертоносные лучи пронизали тело человека. Он пошатнулся и беззвучно упал...

Сенатор выключил телевизор.

Спустя несколько минут в кабинет Уолтера вбежала секретарь-машинистка.

— Сэр, умер Том Блейн. И весьма странно: был жив и здоров — и вдруг...

— Моя дорогая, — спокойно перебил ее сенатор, — тут нет ничего странного. У бедняги Тома просто было слабое сердце. А что вы думаете на этот счет?

— Я ничего не думаю, сэр.

— Передайте, пусть его быстрее уберут...

— Будет сделано, сэр.

Уолтер довольно усмехнулся. Вот и все! Был человек — и нет человека. Какая это великая сила — власть! Чтоб владеть миром, надо властвовать над людьми. Эго общеизвестная аксиома. Он, Уолтер, не из таких, чтоб разрешить в Штатах вести красную пропаганду. А этот свинтус Чарли под самым носом ничего не видит. Чем он занимается? Пьет, шляется по ресторанам... Надо будет приструнить его...

Из окна была видна часть заводского двора, опутанного проводами, заставленного высокими мачтами. По двору сновали тягачи, автомашины, стремительно пролетали вагонетки. А там, дальше, за стеклянными крышами цехов, чернела целая батарея труб электроцентрали. Густые клубы дыма из этих труб расползались по голубому небу.

Много неприятностей доставляет сенатору эта электроцентраль. Муниципалитет города давно требует закрыть ее, доказывает, что она отравляет воздух. Но легко сказать — перейти на урановое топливо. Тут и реконструкция, и расходы, и неизбежная задержка со строительством межпланетных кораблей. Послушать муниципалитет — значит, накликать на самого себя беду. Да и с Фрэнком Уэстом не хотелось связываться. Пусть подавится своим ураном, здесь в нем пока нет нужды.

Сенатор отошел от окна и принялся рассматривать висящую на стене карту Земли. Карта все чаще и чаще притягивала в последнее время внимание сенатора. И не удивительно! Каждый солдат мечтает стать генералом. А ему, Уолтеру, и подавно можно простить его мысли. Придет же когда-то время, когда Землей будет править один человек, смелый и властный. Так почему же не ему быть этим человеком?..

Вдруг распахнулась дверь, и в кабинет пулей влетел Чарли Пэтон, только что вернувшийся из главного города Штатов. Худощавый, среднего роста, с непокрытой головой. Снятая еще в прихожей серая шляпа висела в опущенной руке. Лихорадочно горели обычно равнодушные блеклые глаза.

— Мистер Уолтер, что случилось с Томом Блейном? Чем он вам не угодил? Это был наш человек, сэр, наш!..

— Чарли, знай: меня интересует не человек, а его мысли, — спокойно ответил сенатор. — Том хвалил Советы, возводил поклеп на наши Штаты. Он коммунист, Чарли. Как вы этого не знали?

Пуговицами округлились глаза управляющего, щеки его побледнели.

— Что вы наделали, сэр! — в ужасе воскликнул Чарли. — Вы зря убили Тома. Вы ошиблись. Он выпытывал у рабочих их мысли, выяснял их отношение к русским. Такое задание дал ему я!

— Что-о? — вскочил Уолтер. Он в недоумении стоял несколько минут, потом опустился в кресло и миролюбиво произнес: — Кто же так грубо работает, Чарли?.. Разве я мог догадаться, что о русских он говорил с иным умыслом? Однако жалеть поздно. Да и вообще, что такое жизнь? Ерунда!

— Особенно, если она чужая, — усмехнулся управляющий.

Уолтер довольно захохотал.

— Хэлло, Чарли! А ты, черт побери, парень с головой. — Чуть помолчав, резко повернулся и спросил: Как идут дела? Найден ли сплав для сопел?

— Рендол утверждает, что найден, сэр. Выдерживает температуру до десяти тысяч градусов.

— Молодцы... Это хорошо! А что с окислителем?

— Применим фтор, сэр. Еще никто не мог его использовать — он ядовит и вступает в реакцию почти со всеми химическими элементами.

— Чудесно! — отозвался Уолтер. — Я же говорил, Чарли, что в нашей настойчивости спасение наше.

— Совершенно справедливо, сэр, — согласился управляющий.

Сенатор вдруг наклонился к Чарли и тихо, но твердо произнес:

— Так вот, Чарли, ракету надо сделать не к пятнадцатому июля, как было намечено, а к первому. Обязательно!.. И не спрашивайте, почему. Это великая тайна!.. Ну, будьте здоровы, Пэтон. Желаю успехов!

Глава пятая

Ну и чудесный выдался денек! Небо — синее-синее — разметнулось во всю ширь, и с распахнутых его высей на землю струится расплавленное солнце. Пахнет медом, сладким липовым цветом, рутой-мятой. У озера, на песчаной косе, сидят два мальчугана. Молчат, жмурятся от яркого солнца.

И куда это подевался Витька? Сказал посидеть тут немножко, а сам побежал домой и как сквозь землю провалился. И отлучиться нельзя: а вдруг браконьеры! В озере водятся карпы, караси. Ловить их запрещено. Обычно сторожит на озере дед Витьки — Силантий. Но сегодня он поручил это дело Витьке, своему внуку. А Витька, тоже мне, нашел дураков, заставил торчать тут и жариться на солнцепеке.

— Вот Водяной проклятый! — шепчет белоголовый мальчик с беспокойными черными глазами. — Не идет и все тут!

Водяной — это Витькина кличка. Уже с год, как прилипла она к нему. Тайком от всех он смастерил водолазный костюм и как-то под вечер, когда к Бобровому плесу пришли купаться девчонки, вдруг вынырнул из воды в страшной маске, обвитый разными трубками. Девчонки испугались — да ходу от озера. Прибежали в деревню и кричат: «В озере — водяной!» Никто, понятно, им не поверил. А Витьке эта забава понравилась. То в одном месте нагонит на людей страху, то в другом.

Через несколько дней «водяного» поймали колхозные рыбаки. Подсмотрели, где он бултыхался в воде, закинули сети и вытянули на берег. Вот была потеха! С той поры и начали его дразнить Водяным. А он и не обижался, наоборот, — с гордостью носил свое новое имя: Витька-Водяной.

Потом отец решил за отличные Витькины успехи, — он с круглыми пятерками окончил седьмой класс, — купить ему настоящий аппарат для подводного плавания. Для Витьки озеро стало домом родным. Он плавал, ходил по дну, таскал к «столовкам», где жировали карпы, корм, уничтожал хищниц — щук, которые попадали в озеро из реки. Чувствовал себя Витька в воде, как рыба.

Мальчишки не просто так согласились дожидаться на этой песчаной косе. Витька пообещал принести свой легководолазный костюм, дать поплавать в нем. Вот почему так долго и мучительно тянулось для них время

Наконец в ольшанике послышались шаги.

— Ура, Витька-Водяной! — радостно возвестил белоголовый.

Да, это был он. Высокий, худой, с рыжей кудрявой шевелюрой. Лицо круглое, смешливое, губы припухлые, а глаза черные, цепкие, сразу видно, не парень огонь! Вразвалку подошел он к друзьям, положил у ног свое снаряжение.

— Не выбрали из озера рыбу? — спросил он, всматриваясь вдаль.

— С какой это стати? — поднял глаза белоголовый.

— Вы же спали, чертяки!

— Мы так старались, а ты...

— Ну ладно, ладно! Я пошутил. Раздевайтесь, научу под водой ходить. Книжку Беляева «Человек-амфибия» читали?

Ребята недоуменно переглянулись.

— Не читали, Витя. А что, интересная?

— Очень!

Витя надел на ноги белоголового ласты, на спину наплечник с кислородным мешком и подал, наконец, маску.

— Витя, — вдруг тревожно проговорил второй мальчик, который все время наблюдал, как готовился к походу в озеро его друг, — воруют нашу рыбу...

— Где?

Витька-Водяной вмиг вскочил на ноги. Приставив руку к глазам, начал осматривать озеро.

— Да вон! — показал мальчик.

И верно, в дальнем углу, где берег зарос кустарником и мелколесьем, стояла лодка. В лодке — человек с удочкой в руках.

— Каждый день непрошеные гости, — недовольно проговорил Витька. — Ну, уж я его проучу!

Не повезло белоголовому! Пришлось снимать водолазное снаряжение. Да Витька утешил:

— День велик. Еще поплаваешь, — и быстро стал натягивать на себя несложные водолазные атрибуты.

Возле берега забелел веночек пузырей. Витька был уже глубоко под водой. Сквозь очки видно все до мелочей. Смотришь — и кажется, ты в каком-то дивном хрустальном дворце. Свет, ровный, словно приглушенный, струится не от солнца, — его не видно из воды, а как бы со всех сторон. Вот слегка покачиваются стебли камыша. Хорошо видны замшелые камни, каждая песчинка на дне.

Рыбы почти не боятся мальчика, подплывают близко, останавливаются, смотрят. Особенно забавны караси. Целой стайкой плывут вдогонку за Витькой. И невдомек им, что это плывет тот самый Витька-Водяной, их хозяин и защитник.

Один раз Витька осторожно вынырнул, уточнил направление, где была лодка, и поплыл еще шибче. Дышится свободно и легко. Вода мягко щекочет тело. Как удобно отталкиваться ластами! Подтянешь ноги к груди, а потом р-раз! — и снарядом летишь вперед!

Только журчит вода возле ушей и маски. Где друзья, где солнце, воздух? Витька видит иной мир, смотрит и не может насмотреться.

* * *

— Ничего не видно? — спросил Виктор Сергеевич.

— Не видно, — грустно ответил Олег. — Значит, ни с речкой Дрыгвянкой, ни с Вересницей наше озеро не связано.

Виктор Сергеевич достал из верхнего кармашка пиджака небольшую трубочку, посмотрел на нее. Олег отметил про себя, что отец все чаще и чаще любовался ею, И чудно, трубочка была пустая. Зачем он все смотрит и смотрит на нее? Сначала Олег думал, что это обыкновенная пробирка. Но зачем она отцу, если он никаких опытов не делал и, видимо, не собирался делать.

— Папа, что это у тебя за трубка? — спросил, не выдержав, Олег.

— Ишь ты, что знать захотел. Это тайна!

— Ну скажи, папа... Она же пустая. А ты все смотришь и смотришь...

— Озеро хочу увидеть.

— Наше? — удивился Олег.

— Конечно.

— Каким же это образом?

— Как оно только появится, в трубке засветится огонек.

Олег обиженно отвернулся и пробормотал что-то насчет неудачных шуток.

— Значит, не веришь? — спросил, усмехнувшись, Виктор Сергеевич.

— Не верю! — ответил решительно мальчик. — Вот я так сразу узнаю, куда вытекает наше озеро!

Виктор Сергеевич кивнул на воду и лукаво произнес:

— Банка керосиновая будет плавать...

Мальчик удивленно поднял голову.

— Ты все знаешь?

— Не только я, но и тетя Глаша. Наказала она: если не привезешь назад озеро, придется покупать двадцать пять литров керосина.

Становилось жарко. Олег потянул вниз замок рубашки и подставил грудь ветру.

Вересница — озеро не очень большое, вытянутой формы. С запада берега песчаные, добротно отшлифованные волнами. Напротив, примерно в полукилометре, — более высокий берег. Тут стеной стоит лес, и вода поэтому кажется густой и черной, как смола. На дне озера встречаются криницы: в таких местах беспрерывно крутит мутная вода.

Виктор Сергеевич, напав на одну из больших криниц, обрадовался. Решил, что это выходит вода из их озера. Вытащил стеклянную трубочку, поднес к самой воде. Напрасный труд — обычная криница! Взгрустнул и Олег. Он сидел с озабоченным видом на носу лодки и уже нехотя следил за поверхностью воды. Нигде нет ожидаемых маслянистых пятен. Эх!..


— Сделаем привал, — предложил отец, набивая табаком трубку. — Как раз тут лесок...

У берега покачивались хлопья ноздреватой бурой пены. Отец вылез из лодки и пошел в заросли искать тенистое местечко, где можно было бы спокойно отдохнуть. Олег заметил, что в озере много рыбы, и, хоть отец звал его с собой, уже не мог не попытать тут рыбацкого счастья.

Приготовив удочку, Олег оттолкнул лодку и поплыл к густым зарослям аира. Такие места любят окуни. Светило солнце. Чуть-чуть тянул ветерок над водой.

Поплавок шлепнулся на зеркало воды. Полетели брызги. Ах, чтоб тебя!.. Так можно всю рыбу распугать.

Но удачи ждать пришлось недолго. Несколько секунд поплавок лежал недвижно и вдруг — даже не поверилось — дрогнул и сразу исчез под подои. Олег подсек. Удилище так и задрожало в руках. И вот — рыбина в лодке! Но что за чудо: не окунь, не плотвичка, а огромный карась.

Глаза Олега заблестели от радости. Насадив нового червяка, он опять закинул удочку. Сзади что-то всплеснуло. Когда обернулся, только широкие круги расходились по воде. «Видно, щука», -подумал мальчик.

Глянул на поплавок. Где же он? Поверхность воды так блестит, что глазам больно. Нету! Олег рванул удилище. Еще карась! И огромный-преогромный. Мать даже из магазина таких не приносила. Вот прожорливый — до самой печенки заглотал крючок. Придется порядком повозиться, чтоб вытянуть.

А вокруг — тишина. Чуть-чуть колышется аир, стрекочут крыльями стрекозы, перелетая с места на место. Где-то в деревне поют петухи. На душе у Олега хорошо, светло. Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что он не рыбак. Вон какое выбрал местечко!

Вдруг что-то скребнуло по днищу лодки. Тут бы Олегу посмотреть, в чем дело, да куда там: надо как-то освобождать крючок. Вот засел!..

Наконец мальчику надоело возиться с рыбиной и он вырвал крючок с мясом. Взяв карася за жабры, хотел бросить в корму, где нежился в теплой воде его пленный собрат. Повернулся — и чуть не закричал от неожиданности. Лодку заливала вода. Она фонтаном била через щель в днище.

Не долго думая, Олег схватил черпак и начал выплескивать воду. Но не тут-то было... Лодка на глазах оседала все глубже и глубже. Олег начал стягивать с себя рубаху. Он хотел крикнуть, позвать отца, но не успел: через борт хлынула вода. Надо спасаться! Олег нырнул и поплыл, напоследок заметив, что лодка от сильного толчка перевернулась. «Эх, моторчик потонет», — подумал он и пожалел, что не соглашался подвесить его на корме, чтоб не было искушения бросить весла.

Вода в озере была холодная, как лед, и Олег изо всех сил загребал руками, спеша добраться до берега. Когда он уже достал ногами дно и пошел, из кустарника показался отец.

— Олег! Сынок! Что случилось?

Мальчик выбрался на отмель и, сев на камень отдышаться, в отчаянии ответил:

— Катастрофа, папа. Ничего не жалко, а моторчик...

— Не понимаю. Как это ты? — спрашивал отец, на ходу раздеваясь.

— Из щели вылезла пакля. Я не досмотрел. Двух вот таких карасей поймал, — показал он руками. — И они...

— Ну и дела! — вздохнул Виктор Сергеевич. — На таком тихом озере и так опозориться. Эх, Олег, Олег, а еще капитан корабля.

— Так это же «Старая черепаха», а не «Кон-Тики», — оправдывался мальчик.

— А это не Атлантический океан, — шутливо кивнул на озеро отец и, шумно плеснув, нырнул.

Вскоре лодка стояла у берега. Кроме весел, весь их скарб остался на дне. Но Виктора Сергеевича это не очень волновало.

— Моторчик достанем. Быть того не может. А ну, капитан, приведи в порядок свою «Черепаху», — сказал он Олегу. — Да побыстрей!

На затычки пошли носовые платки, носки и даже сухая трава. Работая, Олег заметил, что во многих местах из днища торчит старая пакля. Странно, почему она выбита из щелей не внутрь лодки, а под воду? Если подумать, тут нарушаются все законы физики.

Олег рассказал о своих наблюдениях отцу. Виктор Сергеевич тоже удивился.

— Видишь, какие у нас приключения, сынок. Как бы не сталось так, что без штанов домой приедем.

Олег засмеялся. В самом деле, и смех и грех...

Когда все щели были аккуратно законопачены, лодку осмотрел Виктор Сергеевич. Чистая работа — все как надо...

— Ну, а теперь станем водолазами, — сказал он. Поехали!

С первого раза Виктор Сергеевич разведал глубину и грунт в том месте, где перевернулась лодка. Грунт был черный, илистый. Это немного обеспокоило его.

— Стоп! — приказал он. — Вот связанные верхушки аира. Здесь.

Первым нырнул Олег. За ним бросился в воду и Виктор Сергеевич. Вынырнули вместе. Потом еще раз, еще... Но все поиски были напрасными. Нашлась только торбочка с хлебом и салом. Самого же главного — моторчика, брезентовой палатки, удочки — не было. Да, и бамбуковой удочки, которая должна плавать на воде.

— Что за наваждение? — грустно проговорил Виктор Сергеевич, оглядывая синие просторы озера.

Злые и хмурые вернулись они на берег. Олег стучал зубами. Он пощупал, высохла ли одежда, что развесил на солнцепеке. Нет, еще ждать и ждать. Развязал торбочку, положил сушиться хлеб и сало.

Над озером струится и дрожит горячий воздух. Тихо шепчется листва. В травах звенят невидимые пчелы, где-то попискивают зяблики. Красота кругом. А радости — никакой. Неужто придется ни с чем возвращаться домой? Не расскажет Олег своим друзьям, почему так странно ведет себя их озеро, не похвалится приключениями. Конечно, приключения у них были, да только такие, что стыдно рассказывать... Вот и отец разволновался, пошел куда-то.

Вдруг в ольшанике послышался пронзительный свист. Потом затрещали кусты и перед Олегом остановился незнакомый парнишка с мокрой рыжей шевелюрой. Из-за его спины выглядывали еще двое, чуть поменьше ростом.

— Ты что здесь делаешь, пацан? — спросил рыжий.

Олег сердито повел глазами. Смотри-ка ты на него, не иначе хочет вызвать на драку!

— Жду одного рыжего великана. Говорят, ему надо подправить нос, — вызовом на вызов ответил Олег.

— А какой такой у него нос?

— Да вот такой. — Олег развел в стороны руки. — И носить ему помогают два помощника.

— Фь-ю! — присвистнул незнакомец. — Какой ершистый! А мы к тебе, собственно говоря, по делу. — И он подошел ближе.

Олег на всякий случай поднялся на ноги. Их трое, а он один, и кто знает, что они затеяли.

Вдруг рыжий наклонился и протянул руку к сложенным кучкой на траве Олеговым вещам.

— Моя блесна, — сказал мальчик с какой-то радостью. — Где взял?

Олег с облегчением вздохнул.

— Так ты Витька-Водяной? — удивленно спросил он.

— Ну, я. Похож?

— Да как тебе сказать, по суше ходишь, не верится. А блесну эту я у сома из пасти выдрал. На Дрыгвянке, возле Ольшан, — пояснил Олег.

Витька-Водяной заулыбался. Повернувшись к друзьям, он с гордостью сказал:

— Ну и помучил он меня, чертяка. Минут двадцать водил... Сорвался... А ты молодчина. Надолго к нам?

— Мы путешествуем с отцом, — ответил Олег. — Ребята, а вы случаем не видели у реки или на озере керосиновых пятен?

— Керосиновых пятен? Так вы с отцом — геологи? Вчера из Слободы звонили в сельсовет. У них озеро заплыло нефтью, а что случилось — не знают...

— Все понятно! — даже подскочил от радости Олег. Однако надо было до поры до времени держать открытие в тайне, и потому он не добавил больше ни слова.

— Витя, идем купаться. Смотри, как палит, — сказал белоголовый, показывая на солнце.

— Послушай, как тебя звать? — вдруг обратился к Олегу Витька-Водяной.

— Олег Дрозд.

— Так вот что, Олег, — проговорил строго новый товарищ. — Если вы геологи, ищите себе нефть, а наших карасей в озере не трогайте. Здесь ловить рыбу запрещается. Договорились?

— А мы не знали, — растерянно заморгал глазами Олег. — И ты видел, как я ловил?

— Наш Витя все видит, — не без гордости ответил белоголовый. — Не только что делается на озере, но и что на дне лежит!

— Правда? — удивился Олег. — Тогда помоги, Витя, в нашей беде.

— Найти мотор, брезентовую палатку и удочку?

Олег так и присел от удивления. Скажи на милость, говорит, будто в воду смотрит.

— Ага...

— Пошли со мной, — сказал Витька-Водяной и направился по тропинке в лес.

Олег шагнул было вслед, но тут же в нерешительности остановился. Зачем они идут в лес? Все шиворот-навыворот!

— Искать же надо в воде... — сказал Олег. — А вы... Вы что-то задумали, ребята... Я не пойду.

Витька-Водяной обернулся и с добродушной улыбкой проговорил:

— Ну и чудак! Не верит. И кому — мне! Ну хорошо, тогда слушай: вон около той осины, — он показал на дерево, верхушка которого возвышалась над кустарником, — склад ваших затопленных вещей! Пошли! Мальчик подтолкнул своих друзей, и они побежали в чащу.

Олег только пожал плечами. От берега послышались шаги — возвращался отец. Олег все рассказал ему. И вот путешественники уже у высокой осины. Витька-Водяной говорил правду. Ну и молодчина! Когда это он повытаскивал все из озера? А они и не видели. Из-под самого, что называется, носа!

Отец тоже был озадачен. Косматые брови его настороженно приподнялись.

— Слушай, Олег, — сказал он. — А то, что наша лодка затонула, тоже, видно, его работа.

— И я теперь понимаю — он! А знаешь, папа, за что?

— Ну?

— За то, что я ловил рыбу, а тут разводят карасей...

— Вот оно что! — воскликнул отец и захохотал, — Славно получилось. Значит, он нас проучил. Вот так приключение!

Вернувшись к берегу, путешественники принялись готовиться в дальнейший путь. Их ждало озеро Камышинка.

* * *

Олег последний раз взмахнул веслами и, обернувшись, стал рассматривать озеро. Мрачная, суровая синева... Обрывистые высокие берега. А вокруг зеленым венком сосновый бор. Смотришь и кажется: это кратер неведомого вулкана.

— Камышинка... — проговорил Виктор Сергеевич, разглядывая развернутую на коленях карту. — Дикое озеро, но красивое...

— Да, красивое, — мечтательно проговорил мальчик, — и смотри, пятна блестят...

— Глашин керосин плывет... Узнаешь? Так где же соединяются воды двух озер? А? — хитровато спросил отец.

Мальчик недоуменно пожал плечами.

— А я, если хочешь, точно покажу. На, держи пробирку, я сяду на весла.

Лодка стремительно понеслась на середину озера. Олег смотрел то на его сверкающую в лучах заходящего солнца гладь, то .на стеклянную трубку. И вдруг где-то глухо запел мотор. Мальчик обернулся назад. Из-за длинной песчаной косы, которую они недавно обогнули, вылетела белоснежная моторка. Она шла прямо к ним.

— Папа, смотри, моторка! — крикнул Олег.

— Ну так что? Ты лучше наблюдай за трубкой, — ответил отец. — Не видишь, она начинает светиться.

— Не может быть! — не поверил мальчик. — Это тебе кажется. От солнца это...

Но все же он стал внимательно присматриваться к трубке. Правда, она светилась и с каждой минутой все сильнее. От чего бы это? Мальчик попросил отца объяснить.

— Ты в озеро лил керосин, а я с той же целью сыпал радиоактивный порошок. Хорошо, что наше озеро соединено прямо с Камышинкой. На реке от твоего керосина уже бы и следа не осталось. А мой порошок можно отыскать всюду! Он ионизирует газ в трубке, и она светится. Видишь, какая штука...

Только теперь Виктор Сергеевич оглянулся на моторку. Она стремительно приближалась к ним. Еще минута — и лодки столкнутся...

Но столкновения не произошло. Мотор вдруг заглох, и белоснежная лодка тихо закачалась на воде.

— Виктор Сергеевич Дрозд! — послышалось из моторки.

Отец Олега вздрогнул от неожиданности. И на этом озере сюрприз! Он затормозил лодку, присмотрелся к незнакомым. В моторке сидело двое. Один в тельняшке, усатый, второй — молодой, худощавый, в форме связиста.

Лодки сблизились. Олег затаил дыхание. Что-то похожее на испуг мелькнуло в его глазах.

— Я вас слушаю, товарищи, — произнес Виктор Сергеевич и виновато добавил: — По-видимому, мы... — он посмотрел на Олега, — снова нарушили какие-то законы...

— Вам телеграмма! — сказал мужчина в форме связиста. -Мне поручено вручить вам лично в течение трех часов.

Виктор Сергеевич насторожился. Что там за телеграмма, если черт знает куда послали людей, чтобы найти его?

Он развернул телеграфный бланк. В глаза бросился гриф: «Правительственная». К груди подкатила горячая волна, приятно обожгла сердце.

— Большое спасибо, товарищи, за хлопоты, — сказал он, — Признайтесь только, пожалуйста, откуда вы дознались, что я здесь?

— Хо! Откуда! — рокочущим баском заговорил связист. — Дознались! Нам Виктор Машук сказал...

Олег даже подпрыгнул:

— Витька-Водяной?

— Он самый. А ты уже, видать, познакомился с ним? Хороший малый. Отчаянный! — И, глянув на Виктора Сергеевича, человек в тельняшке проговорил: Желаем, товарищ Дрозд, успешно летать в нашем небе.

— Спасибо, друзья!

Моторка глухо затрещала и, круто взяв в сторону, пошла к песчаной косе. За ней бешено бурлила вода, пучилась белая пена.

Олег подбежал к отцу, взял у него из рук телеграфный бланк. Одного короткого мгновения было достаточно, чтобы уразуметь текст телеграммы.

— Здорово! — У него даже дух перехватило от радости. — Папа, что же это значит?

Виктор Сергеевич смахнул со лба пот и, оглядывая синие дали озера, торжественно произнес:

— Начинается новое путешествие, сынок, — потом деловито добавил: — А ну, давай скорей моторчик. Надо наладить и — быстрей домой!

На обратном пути Олег все время смотрел на небо, надеясь увидеть Малую Луну. Она уже летала, строилась для посланцев Земли, для его отца... Вот времена настали — сказка!

«Старая черепаха» с двумя путешественниками стремительно летела навстречу заходящему солнцу.

Глава шестая

Генерал Коллинг был недоволен. Каждый день в главное разведывательное бюро приходили вести одна хуже другой. Провал — то в Чехословакии, то в Румынии. А сегодня вдруг повстречала беда агентов, направленных в Литву. Не успели они приземлиться на парашютах, как тут же были схвачены.

«Идиоты, ослы! — ругал их мысленно генерал. — Ничего нельзя доверить. Хоть сам собирайся в Россию...»

Коллинг зло сплюнул и нервно забарабанил пальцами по столу. Ему лет под сорок. Это высокий, широкоплечий мужчина, со смуглым, слегка огрубевшим лицом. Один глаз чуть-чуть приплюснут, будто генерал хитро щурится. С этим глазом связана целая история, о которой не любит вспоминать Коллинг. Случилось это более десяти лет назад. Любимец фортуны, он вел разгульную, безалаберную жизнь. И вот однажды, во время уличной стычки, ему выбили правый глаз и крепко покалечили лицо.

Коллинг — большой фантазер, но в то же время и человек дела. Он считает, что в жизни нельзя верить в какие-то высокие идеалы, и целиком надеется только па самого себя.

Он ездил добровольцем на войну в Корею, навестил Вьетнам. Тогда-то заметили его влиятельные круги главного города Штатов, и он быстро стал продвигаться по служебной лестнице. Сейчас генералу доверен самый ответственный отдел разведывательного бюро — так называемый «Бостонный».

Кабинет генерала — длинный, как вагон. Хаотично, как попало расставлена мебель из красного дерева. У стен — шкафы, тесно набитые книгами в богатых переплетах. На столе разбросаны журналы, газеты.

Просмотрев деловые бумаги, генерал поднял трубку телефона.

— Хелло, полковник! Как у вас с подбором кандидатуры? Кого рекомендуете? Остановились на Назарове? Не подведет? Пришлите его ко мне. Да-да, я лично проинструктирую его.

Резкие переходы с низких нот на высокие придавали голосу Коллинга решимость и самоуверенность. Генерал провел рукой по тяжелому подбородку, самодовольно оглядел себя в зеркале-стене и снова углубился в бумаги.

В кабинет грациозной походкой вошла девушка, исполняющая обязанности секретаря. Платье на ней легкое, кокетливое.

— Сэр, мистер Назаров просит аудиенции.

— Пусть войдет! — приказал генерал.

Она скрылась за дверью.

И вот в кабинет вошел круглолицый, розовощекий человек со светлым макинтошем, элегантно перекинутым через левую руку. Пристальный, присматривающийся взгляд, пухлые губы, высокий открытый лоб все какое-то картинное. Подойдя к генералу, он молча поклонился, снял шляпу и сел в кожаное кресло.

— Вы уверены в успехе, сэр? — не отвечая на приветствие, спросил генерал.

— У меня нет никаких сомнений, генерал, — ответил Назаров, рассматривая узор персидского ковра на полу.

— Человек силен, как зверь. — хитростью! Хитрость вам понадобится на каждом шагу. Вы знаете: большинство наших людей в России провалилось. И вас может постичь такая же участь. Если вы не хотите, чтоб вас точили черви, подготовьтесь к операции серьезно.


— Операция подготовлена, генерал, — медленно проговорил Назаров. Промашки не будет.

Коллинг поднял голову и, сощурившись, принялся рассматривать агента. Назарову даже стало как-то не по себе.

— Давно вы покинули Россию? — спросил генерал.

— В тысяча девятьсот сорок втором году. Потом служил в гитлеровских войсках, в карательных отрядах. После войны был милостиво приглашен в Штаты.

— Почему вы так невзлюбили красных?

Назаров подумал. Потом сухо ответил:

— Мой отец, уральский фабрикант, был расстрелян большевиками в двадцатом году за активное участие в одном контрреволюционном заговоре. Я мщу Советам, сэр, за него, за то, что они лишили меня, сына бизнесмена... гм... больших перспектив...

— Понятно! — Коллинг откинулся на спинку кресла и протер платочком стеклянный глаз. — Вы считаетесь специалистом по геологии? — Он смотрел на собеседника с показным равнодушием.

— Как сказать... Одно время эта наука интересовала меня.

— Откуда вы знаете этого русского ученого Боброва?

— Лично не знаком, — поспешно ответил Назаров, — но много читал о нем. Я заинтересовался Бобровым после того, как меня однажды приняли за него. Я и сам, когда добыл фотокарточку, был удивлен своим сходством с ним. Потом пришла мысль, что на этом можно сделать отличный бизнес...

— Ха-ха-ха!.. — рассмеялся Коллинг. — Вы производите впечатление настоящего делового человека.

— Бобров — доктор геологических наук, — продолжал Назаров. — Им написано более пятидесяти научных работ. Уже решен вопрос о включении его в экспедицию советских ученых на Малую Луну.

Назаров достал бумажник, вытянул несколько фотокарточек и показал их Коллингу.

— Вот он, Бобров!

Генерал сел на край стола, разложил на коленях снимки.

— Черт побери, это же вы! — нотка недоумения прозвучала в его голосе.

— Нет, генерал, это Бобров. Его последние фотографии. И я, как видите, оделся в его вкусе.

— Если так, вы дьявольски легко расправитесь с русскими. Сходство полнейшее. Ха-ха-ха... — Коллинг довольно похлопал Назарова по плечу. — От вашего успеха, сэр, зависит будущее Штатов и будущее России... Кстати, мистер Назаров, вам надо спешить. Дня через три вы уже будете там. Сопровождать вас будут ваши земляки — Крутский и Свистунов. Сегодня вы познакомитесь с ними.

Генерал нажал кнопку. В кабинет вошел служащий управления.

— Проводите мистера Назарова, — сказал Коллинг спокойным, но властным голосом, — к полковнику Бределю.

Глава седьмая

Вилли Рендол жил в небольшом дачном городке Сан-Критоне, милях в двадцати от главного города Штатов. Чистенький, беленький, с красивым озером, городок этот очень нравился Рендолу. Инженер любил ходить по его тихим коротким улочкам, разглядывать залитые светом витрины, слушать взрывы смеха из открытых баров, наблюдать в парках за влюбленными парами.

В городке текла мирная, спокойная жизнь. Поселившись здесь, Рендол сразу оценил выгоды дачной местности. И ничего удивительного! Хоть был он еще довольно молод, но уже давали себя знать результаты большого нервного напряжения, вызванного грустными раздумьями, отчаянием, бесперспективностью жизни. Теперь он вроде ухватился, что называется, за землю. Довольно бродяжничать! Можно свернуть парус и немного пожить по-человечески.

Жене Рендола тоже нравилось новое место жительства. Свой городок она не то в шутку, не то всерьез называла не иначе, как «землей чудесных иллюзий».

И правда, прежде не могло быть такого.

У Рендолов даже есть своя машина. Подарил ее Уолтер. Хоть старая она, с помятыми крыльями, но разгони ее по широкой авеню — летит альбатросом.

После работы Рендол нигде и никогда не задерживался, ехал домой. В Сан-Критоне его ждала тишина, мягкий, чистый воздух, семья.

Вот и сегодня он с радостью услышал желанный гудок сирены. Конец работе! Из цехов группами начали выходить рабочие. Рендол закрыл свою конторку, поклонился управляющему, стоявшему у заводских ворот, и пошел к стоянке автомобилей.

Уверенно нажал педаль стартера — и вот по обе стороны широкого бетонированного шоссе уже поплыли высокие платаны, постройки ферм...

Сегодняшние события на заводе порядком взволновали инженера. Он никак не мог понять, почему все так случилось. Навязчивые мысли роем кружились в голове. Убийство Тома Блейна было каким-то таинственным, неожиданным. «Том был на службе в тайной полиции, — рассуждал инженер, — это так. Чем же он не угодил своему начальству?»

От Нью-Джерси до Сан-Критона была прямая дорога, однако на этот раз Вилли решил ехать домой через главный город Штатов.


Тридцать минут — и быстрый лимузин Рендола уже среди небоскребов великого города. Город шумел, как встревоженный улей. Площади и улицы были запружены машинами, троллейбусами. Низко над ними пролетали воздушные авто. Рендол любил этот город вечной суеты. Сколько тут людей — океан! И у каждого человека — свои заботы, стремления, свои горести и радости.

Вот он едет по городу. Зачем? Посмотреть на сказочные дворцы, навестить знаменитый памятник какому-то герою или посмотреть последнюю экспозицию в музее искусств? Нет, не развлечения влекут его. Жизнь снова ставит перед ним тяжкую задачу, и надо хорошенько продумать, какой дорогой пойти, чтоб не было стыдно за себя, чтобы не укоряли люди.

Минуло два года, как он трудится на заводе компании Уолтера. После долгих блужданий по Штатам в поисках работы, получив должность, Рендол считал, что наконец найден тот островок, на котором он создаст землю обетованную, выстраданную им в муках.

Пять лет назад он окончил Чикагский университет с дипломом инженера. Казалось бы, чего еще желать? Однако тут встал вопрос: где найти работу? Всюду было столько безработных, — что разве только счастливчики могли похвастаться, что они где-то работают два-три часа в день.

Рендол рад был стать портовым грузчиком, обыкновенным мойщиком автомобилей. Но и тут надо было ждать удачи: чтобы вдруг, скажем, у какого-нибудь хозяина рабочий умер или был выгнан им за провинность. А сколько жадных глаз смотрело на освобожденное место! Одним словом, Рендолу долго не везло. И тогда ему пришла мысль попробовать силы в разработке проекта космической ракеты на необычайно оригинальной основе.

Начались поиски, бессонные ночи. Не за что было купить обыкновенной ватманской бумаги, но все же дюйм за дюймом дело продвигалось вперед. Собравшись с долларами, он по предложению Нелли и своих друзей выехал в Нью-Джерси на ракетостроительный завод.

Главный инженер завода около недели знакомился с проектом Рендола. Потом пригласил его и бросил ему на руки все пять рулонов с чертежами. Рендол побледнел, как мертвец. Его последняя надежда лопнула, как мыльный пузырь. Неужто конец? Неужто он никому не нужен? Эх, святые драконы и гремучие змеи! Куда ж теперь податься?

Рендол понуро опустил голову и, отшвырнув уже никому не нужные чертежи, хотел было выйти из уютного кабинета главного инженера. Но тот вдруг поднялся из-за стола и сухо бросил:

— Молодой человек, вы напрасно считаете, что разговор окончен.

Рендол обернулся и застыл в почтительном ожидании.

— Да-да, — сказал уже довольно ласково главный инженер, — ваши чертежи ни к черту, но идея — есть! Будем работать, мистер Рендол. Сенатор дает вам штат конструкторов. Вы возглавите их.

— А какая плата? — спросил Вилли Рендол и спохватился: что он говорит! Разве сейчас до оплаты, когда ему дают настоящую работу. Старший конструктор! Это же невероятнейшая удача! Сколько бы ни платили, он будет и должен работать. Под Чикаго, в одном из ранчо, ждут его Нелли, дети. Он обязан привезти им хлеб и надежду.

— Четыреста долларов в неделю, — сказал главный инженер, рассматривая на Рендоле старый, видавший виды костюм. — Вас удовлетворяет?

— Да, сэр, — ответил тихо Вилли. — Я согласен!

Они сразу же подписали контракт. В нем значилось, что зарплата по четыреста долларов в неделю будет идти в первый год работы. На следующий год она уменьшалась на сто долларов, а что касается дальнейшего, то администрация компании оставляла за собой право пересмотреть контракт. Это означало, что она могла без неприятных для себя конфликтов уволить Рендола с работы.

Вилли не пугал последний пункт контракта. Главное — на двадцать четыре месяца найдено надежное место в жизни! И это в то время, когда по улицам городов бродят миллионы обездоленных, утративших всякую надежду людей. Нет, тогда и не думалось о будущем.

И вот теперь истекает второй год его работы. Как быстро пролетело время — даже не верится. Правда, сделано немало. Ракета уже не в чертежах, она в строгих формах и линиях металлических конструкций. Рендол уже и хозяином себя чуточку почувствовал, хотя и дом, и садик при нем, и даже автомашина еще не являются его собственностью. Все это получено в рассрочку от компании Уолтера. За дом придется выплачивать еще добрых пять лет. Хорошо, еще работа есть. А кончится срок действия контракта, и вдруг не посчастливится, что тогда? За невыплату процентов компания наверняка отберет назад земельный участок со всеми постройками. Страшно подумать...

Рассчитывать наверняка на удачу Рендол не мог. На заводе компании Уолтера становилось неспокойно. Это заставило Вилли крепко призадуматься над последними событиями. Эх, жизнь-житуха!..

Очнувшись от мыслей, Рендол заметил, что он выехал на Бруклинский мост. Тут движение транспорта было не таким хаотичным, и он повел машину быстрей.

Вот, наконец, и Сан-Критон. Он раскинулся на высоком берегу озера красивыми, уютными коттеджами, небольшими особняками в зелени садов. На улицах тихо, безлюдно, в воздухе — сладковатый аромат цветов. Над озером с криком кружат чайки.

Поворот руля — и в конце длинной аллеи молодых платанов открывается особняк. Сверкают окна, цинковая крыша, на клумбах — пламя цветов. Рендол дорожит этим милым, заветным уголком.

Всякий раз, приближаясь к дому, он переживает какое-то особенное волнение. Пусть этот домик в Сан-Критоне и невзрачный, но здесь есть все, что в других домах и даже коттеджах богачей: застекленная верандочка, окна, двери и даже настоящее крыльцо с семью ступеньками...

Как только машина затормозила, со двора выбежали дети. Послышались их звонкие голоса. И вот Вилли уже подхватил маленького Джони на руки.

— А мама привезла нам шоколад. И я ел, и Феми, и мама, — щебетал мальчик. — И еще одна плитка осталась. Это мы тебе, па, оставили.

— Мне не надо, — сказал, улыбаясь и целуя сына, Рендол. — Я ведь не маленький.

— Так нельзя же, па, чтоб ты все нам и нам приносил. И тебе же хочется. Скажи, что нет?

— Нет.

— А вот и хочется! Так и мама сказала. Правда, Феми?

— Правда!

Вилли вошел в дом. Две небольшие комнаты были обставлены массивной старинной мебелью. Ее давно надо бы выбросить, но сенатору Уолтеру выгодно высчитывать деньги за ее амортизацию. Возле окна, на столике, покоилась радиола. Своей внешностью она обращала на себя внимание. Ее сделал сам Вилли, чем немало гордился. Радиола с красиво покрашенной панелью сверкала зеркально отполированной поверхностью.

— Вилли? — выбежала из кухни Нелли. — Мой Вилли, что у тебя слышно? Все хорошо?

— Больше чем хорошо, — ответил он, раздеваясь. — А у нас сегодня чем-то вкусненьким пахнет. Баранину тушила? Отгадал?

— Ага, баранину.

— Где же ты деньги взяла, Нелли? Вчера у нас не было ни цента.

— Из-под земли выкопала...

— Решила стать геологом? — пошутил Вилли.

— Я в этом смысле давно геолог. Садись обедать.

— Ну, а все же, откуда у тебя деньги?

Нелли не ответила. Она выбежала на кухню, загремела тарелками, ножами, вилками. Вилли был немало удивлен. Отчего это она такая сегодня веселая? Смеется, шутит, словно забыла обо всем на свете и даже о том, что он не получил аванса и неизвестно, как придется прожить завтрашний день.

«Эх, Нелли, Нелли. Ты всячески хочешь успокоить меня, а у самой на душе, верно, совсем не то: тревога, грусть, волнение. Знаю тебя, Нелли. Что ж, спасибо за это. Хоть и нелегка наша жизнь, с тобой прожить можно дружно, душа в душу. А это очень важно для нас, простых людей Штатов...» — думал Рендол, наблюдая через приоткрытую дверь за женой.

С его приходом дом наполнился шумом, радостным смехом. Вилли включил радиолу, посадил детей на колени, слушал музыку и играл с Джони и Феми.

Вскоре Нелли поставила на стол тарелку с горячей подрумяненной картошкой, поверх которой лежал поджаренный бараний бок. Чудесный обед! Не частый гость в доме Рендолов такой праздник. Но откуда все это появилось?

Когда все сели за стол, Нелли даже поставила бутылку шотландского виски. Это было уже сверх всяких ожиданий. Вилли удивленно посмотрел на жену. Она поняла его взгляд и спокойно сказала:

— Ну что ты смотришь на меня, Вилли? Нам очень повезло. Вчера не было ни цента, а сегодня, видишь, целое состояние. Я получила, — пояснила она, — наследство давно забытого и недавно умершего дяди. Десять тысяч долларов, Вилли!

— Что ты говоришь?! — Он встал, обнял Нелли и поцеловал ее в щеку.

Нелли от ласки мужа вспыхнула и крепко-крепко прижалась к нему. Он стоял с ней, высокий, плечистый. У него был красивый, высокий лоб, но он почему-то все время его морщил, будто обдумывал что-то серьезное и важное.

«Неужели ничего не замечает? — удивленно думала тем временем Нелли. — О боже, значит, все сделано так удачно и ловко?! Как далеко шагнула медицина... Пусть же Вилли никогда не узнает о моем поступке».

— Знаешь, Вилли, — горячо прошептала Нелли, отводя в сторону взгляд, этот дом уже наш, мебель наша собственная, автомобиль тоже наш. За все я уже заплатила в кассу сенатора Уолтера. Возможно, ты, Вилли, сделал бы иначе. Но знаешь, мне уже надоело наше бродяжничество по Штатам. Хочется хоть немного пожить спокойно, по-человечески.

— Милая моя Нелли! Хорошо, конечно, что ты заботишься о детях, о их будущем. Я так ценю твои хлопоты, Нелли, — расчувствовался Вилли и поцеловал жену в горячий, чуточку вспотевший лоб.

Время за разговором летит быстрее, чем обычно. Не успели супруги Рендолы наговориться, как солнце закатилось и за окнами начали сгущаться сиреневые сумерки. Вилли вышел на веранду, долго любовался вечерней зарей, прислушиваясь к замирающим звукам трудового дня.

Сейчас все вокруг для него приобрело новое значение. Он видел над головой проплывающие тучки — и считал их своими, ибо они плыли над его собственным домом; он слышал щебетание птичек в саду и, как никогда, радовался, ибо они щебетали в его собственном саду; он вдыхал аромат трав и цветов, и еще сильнее в эти минуты хотелось ему жить, бороться и творить, ибо наконец эти травы и цветы выросли и расцвели на его собственном клочке земли, который он так долго искал по Штатам...

Глава восьмая

С некоторых пор Астрономический институт жил какой-то нервозной, ненормальной жизнью. Приказы на доске объявлений, подписанные директором, часто своей суровостью вызывали немало кривотолков. Заседания Совета института проходили всегда бурно и горячо. Директор Павел Андреевич Мельник, что называется, рубил с плеча. Как решил сам, так тому и быть. Избави бог, если кто слово скажет против! Тогда Мельник мог обвинить его во всех земных прегрешениях.

Работники института хорошо знали это. Но одни молчали, соглашаясь с его соображениями, другие сдержанно осуждали по углам. Только Иван Иванович Денисов, его заместитель, ничего не прощал Мельнику. Они часто спорили и даже ругались. В таких спорах симпатии работников института были, конечно, на стороне Ивана Ивановича.

Особенно много недоразумений у них было по чисто служебным делам. Мельник очень дорожил своим авторитетом. Стоит кому-нибудь подправить его в чем-то, он — на дыбы. «Какое право имеете, — кричит, — я директор института, не вам меня учить!»

Недавно, во время защиты диссертации молодым ученым Куликом, Денисов резко выступил, сказал, что диссертация ничего не дает науке, повторяет старые теории. Научным руководителем у Кулика был Мельник. Такое выступление Ивана Ивановича, фактически отвергшего диссертацию как научную работу, не могло, понятно, не задеть его самолюбия. Ведь Денисов открыто выступил и против него как ученого. Это было уже слишком! Мельник приложил все усилия, чтобы спасти работу Кулика. Более трех часов говорил он с трибуны. Доказывал, убеждал, одним словом, старался уверить всех, что черное — это белое.

Некоторые поняли его: ходили слухи, что Кулик доводится Мельнику родственником по линии жены. Но работа в самом деле была такая слабая, бездоказательная, что на совете мало нашлось ее сторонников. Кулик провалился...

Мельник после этого стал неузнаваем. Обычно порывистый, энергичный, он замкнулся, смотрел на людей тяжелым, усталым взглядом.

Спустя несколько дней он вызвал к себе Денисова. Кабинет его был явно перенаселен мебелью. Мельник любил комфорт и не жалел ни денег, ни усилий, чтобы создавать его для себя.

Поднявшись из-за стола, он поздоровался с ученым и пригласил присаживаться в кресло напротив. Денисов понял: предстоит неприятный разговор, и внутренне к нему подготовился.

Мельник — полнотелый мужчина лет сорока пяти. Если б не двойной подбородок, его лицо можно было бы счесть не только симпатичным, но и привлекательным. Характер неустойчивый: часто хорошее настроение сменяется вспышками гнева.

Переложив на столе бумаги, Мельник пригладил вьющиеся реденькие волосы и как бы между прочим сказал:

— Вы путаетесь под ногами, уважаемый Иван Иванович.

Денисов резко повернулся к директору.

— Если вы вызвали меня, чтобы эдак со мной говорить, — сказал с достоинством он, — я немедленно покину кабинет.

— Вы начинаете меня поучать? — Директор поднялся со стула. — Не претендуете ли вы на это высокое место? Вам завидно! Вам всего мало! Вы бессовестно и дерзко подрываете мой авторитет...

Денисов смотрел на директора и никак не мог понять, что это за человек, как с ним разговаривать, как держать себя. Смотрите-ка, он может очернить, оскорбить, а ты — молчи. Нет, не бывать этому! Денисов не выдержал.

— Хватит вам со своим авторитетом носиться, как с писаной торбой. -Из-за стекол его пенсне недобрым огоньком сверкнули глаза. Авторитет у вас дутый! Вы — мелочный человек. И знайте, я никогда не буду подпевалой плохим песням...

— Или — вы, или — я! — закричал Мельник, распахивая полы пиджака и засовывая руки в карманы. — Так работать нельзя. Я попрошу Ученый Совет Академии, а там все мои друзья, и клянусь — вам не сдобровать.

Денисов тоже встал. Продолжать разговор не имело смысла. Мельник был на грани белого каления.

— Угрожаете? Я знаю, вы способны на все... Так, значит, разговор переносится?

Мельник вдруг оттаял и, шагнув к Денисову, сказал:

— Я могу помочь вам, Иван Иванович... А так, видите, себе и мне нервы портите. Разойдемся мирно...

Денисов даже губу прикусил от возмущения.

— Вы забываетесь, коллега! — зло бросил он и, не прощаясь, вышел. Сильно и неприятно грохнули двери.

Мельник вздрогнул. Упрямец! Голыми руками его не трогай. Ну, все равно допрыгается, быть этого не может!

И он долго еще ходил по кабинету, взбешенный незаконченным разговором.

* * *

Поднявшись на лифте на пятый этаж, Иван Иванович подошел к двери своей квартиры, позвонил. Открыла жена. Она была в черном вечернем платье.

— Где это ты пропадаешь? За работой света белого не видишь, — упрекнула она.

— А что случилось?

— У Надежды Николаевны день рождения. Быстрей собирайся.

— Сколько же ей стукнуло?

— Двадцать пять.

— Повезло девушке: в такие годы — кандидат наук! — проговорил Денисов и, бросив в кабинете папку с бумагами, пошел одеваться.

Надежда Николаевна Хлебникова жила с матерью в том же доме, что и Денисовы, только в другом подъезде.

Когда Иван Иванович с женой переступили порог, к ним сразу подбежала стройная девушка в шелковом цветастом платье.

— А-а, именинница, — ласково протянул Денисов. — Смотри ты, как высоко вознеслась — на двадцать пятую ступеньку! Ну, дай же я тебя поцелую за это...

Надежда Николаевна помогла Денисову снять макинтош, проводила его с женой в зал. Здесь уже стояли накрытые столы. На диванах сидела, а возле окон стояла группками молодежь. Иван Иванович сразу заметил франтоватого молодого человека в смокинге с галстуком-бабочкой. Он что-то рассказывал и громко смеялся. До слуха Ивана Ивановича долетело:

— Тот, кто владеет космосом, тот удерживает абсолютную позицию, с которой можно осуществлять тотальный контроль над Землей.

— Космосом, кажется, владеем мы, — заметил, подойдя, Иван Иванович. Но, простите, молодой человек, мы даже и не думаем контролировать Землю... Откуда вы все это взяли?

Юноши и девушки смутились, как-то все разом замолчали. Но тут, к счастью, подбежала именинница.

— Простите, Иван Иванович... Вы здесь многих не знаете. Знакомьтесь. Она кивнула на парня в смокинге. — Это Григор Итон, член Калифорнийской академии наук. Он приглашен в Дубну на международный семинар физиков.

— Мы с Надь дружим, — сказал Григор в свою очередь. — Как у вас говорят — водой не разольешь.

— У вас так много общего?

— Пока общее, мистер Денисов, — физика. И это, я считаю, очень надежная почва для нас.

Иван Иванович недоверчиво отнесся к иностранному гостю.

— По-моему, самое надежное то, на чем вы стоите.

— Земля? — хмыкнул Итон. — Материя? Земля — это же плод фантазии. Ничто! Захотим — в одну минуту она превратится в газовую туманность.

— И у вас рождаются такие мысли? Скажу откровенно, вы опасный человек.

Они, вероятно, поспорили бы. Но тут снова выручила Надежда Николаевна: пригласила гостей за стол. Григор Итон самоуверенно и горделиво прошел мимо Денисова и занял место рядом с Хлебниковой.

Вечер начался. Звенели рюмки, шипело и лилось шампанское, отпускал свои шутки тамада. Иван Иванович казался немного загрустившим. Так оно и было на самом деле. Конечно, это не беда, что присутствует гость из Штатов. Но зачем Надежда так много уделяет ему внимания?

А этот Итон, кроме всего, еще и стратег! Возьми да подай ему позиции для тотального контроля Земли. «А не хотел бы ты выкусить русскую дулю? — как бы продолжая спор, подумал Иван Иванович. — Не забывайтесь: над Землей летает Малая Луна. Она там, господа, создала надежную позицию мира. Так что можете жаловаться...»

* * *

Утром секретарша вручила Мельнику почту. Отдельно она подала небольшой пакет с сургучной печатью. Директор института какое-то мгновение рассматривал его, потом хукнул, как волшебник, и надорвал уголок конверта. Письмо было от президента Академии наук. Институту предлагалось срочно подобрать кандидатуру в научную экспедицию на Малую Луну.

Мельник задумался. Институт уже загодя готовил несколько человек для небывалой работы в космосе. Среди них был и Иван Иванович Денисов. А сейчас из всех надо было выбрать одного.

Денисова он не пошлет — решено! Этот человек не должен попасть в центр внимания общественности всего мира. Если, не дай бог, это случится, он за три-четыре недели создаст вокруг своей персоны такой ореол славы, что ему, Мельнику, придется без разговора отдать Денисову бразды правления институтом.

Поедет на Малую Луну он сам. Да, именно, сам!

А чтоб дело было вернее, необходимо срочно придумать тему научной работы солидного масштаба, с большой перспективой. Вот, скажем: «Планетная система Сириуса А и ее экосфера жизни».

Спустя несколько дней вопрос о посылке на Малую Луну одного из работников института рассматривал Ученый Совет. Почти все, за исключением двух-трех человек, поддержали кандидатуру Денисова. Хоть было очевидно, что это и есть общее мнение коллектива, которого не опровергнешь, Мельник не снял своей кандидатуры с обсуждения. Он выступил с длинной, хорошо аргументированной речью, уверял, что готов пройти через самые трудные испытания в космосе.

Сложилась трудная ситуация. Мельник лез напролом — это всем бросилось в глаза. Но чтобы в Совете не получилось разлада, было принято решение: рекомендовать обоих — Мельника и Денисова. Мельник как раз боялся подобного исхода обсуждения. Там, в высоких инстанциях, его и Денисова, как говорится, бросят на весы — кто кого перетянет. А тогда уже не будет твердой уверенности, что поедет именно он. Может случиться, что его заместитель станет избранником фортуны.

«Вот так задачка, — думал Мельник, оставшись один в кабинете. — Как же быть? Позвонить разве президенту в Академию. Он может помочь».

Повернувшись к столику с телефоном, Мельник снял трубку одного из аппаратов, набрал номер.

— Алексей Гаврилович? — услышав знакомый голос, елейно заговорил он. Это я, из института. Говорят, кто ищет, тот найдет. Поэтому я решил обратиться к вам. Да вот — надо решить одну дилемму. Да-да, кому ехать в экспедицию. У нас две кандидатуры — я и Денисов. Денисов — подходящий человек? — Мельник кисло хихикнул. — Это для тех, Алексеи Гаврилович, кто мало его знает. Выскочка! Даю вам слово, что это так. Он и на Малой Луне начнет со своими штучками... Посмотрите! Там надо создать деловую, спокойную обстановку. У меня есть опыт, знания. Я не подведу, даю слово. Что? Правильно, будет лучше, если переключимся на телевизофон.

Нажата кнопка — и вот уже светится молочно-желтоватый экран. На Мельника смотрит немигающими глазами лысоватый, с красивыми чертами лица человек.

— Вы просите совета, товарищ Мельник? — почти официальным тоном сказал президент. — Я могу вам его дать. У человека, который надеется только на себя, обязательно не выдержит спина. Мне кажется, вы напоминаете именно такого человека. Нельзя так делать. Посылайте Денисова. Он человек волевой, старательный. Кстати, и сердце у него богатырское.

— А кто будет отвечать за провал? — как бы напомнил Мельник.

— Не беспокойтесь, только не вы! — сухо ответил президент.

Мельник растерянно опустил голову.

— Ну, если так, все понятно, — тихо проговорил он, а потом вдруг оживился, добавил: — Тогда, Алексей Гаврилович, забирайте Денисова совсем.

— Это ваша просьба или всего института?

— Моя, Алексей Гаврилович, да и не только... — Мельник осекся.

— Хотите жить в тихой заводи? Денисов вам мешает? Нет, дорогой коллега. Такие люди, как Денисов, очень нам нужны. Ну, у вас все?

— Все.

Мельник, не скрывая злости, выключил телевизофон.

Глава девятая

Полковник Бредель отворил дверь и вежливо пропустил Назарова.

В кабинете стоял большой стол, несколько мягких стульев. Сбоку, у окна, что-то было отгорожено высокой створчатой ширмой.

Назаров поклонился и с почтительной улыбкой уставился на Бределя.

— Не думайте, сэр, что мы сомневаемся в вас, — сказал полковник и широким жестом пригласил гостя к столу. — Мы люди дела и не любим ошибаться. Заметьте, сэр, особенно тогда, когда приходится посылать людей на риск.

— Я вас не понимаю, мистер Бредель.

— Хм! Не понимаете? Тогда начнем...

Он засмеялся, и Назаров увидел, что рот его полон золотых зубов. Полковник дважды хлопнул в ладоши.

Из боковой двери вошел высокий человек, одетый в белый халат. Назаров заволновался. Что они задумали? Таинственные вызовы, намеки... Куда он попал?

Человек в халате прошел за ширму. Полковник молча повел глазами в ту сторону, и Назаров понял, что это приказ.

За ширмой стоял один высокий стул и какой-то огромный, во всю стену аппарат, сверкающий никелем разнообразных рычажков. От него тянулись щупальцами спрута черные длинные провода. У окна на ореховой подставке стояло что-то похожее на телевизор.

Человек в белом кивнул Назарову на стул, а сам подошел к аппарату и начал копаться в нем, видимо, настраивая для работы.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я опутаю вас этими проводами.

Назаров понурился. Ничего не сказали, не предупредили! Черт знает, что они хотят от него! Он закрыл глаза и равнодушно проговорил:

— Нет, не возражаю. Если это, понятно, для пользы дела.

Человек в халате сначала прикрепил провода к рукам Назарова, потом надел ему на голову что-то наподобие свинцовой короны.

— Ну вот, мистер Назаров, и все. — Ловким движением руки он перевел рычаг на аппарате, и комната вдруг наполнилась тихим гудением. Аппарат засветился разноцветными огоньками, впереди, на панели, вспыхнул экран.

Позади Назарова задышал полковник Бредель.

— Сэр, прошу держаться спокойно, — сказал он, — и отвечать на мои вопросы быстро и точно. Ваша фамилия?

— Бобров, Петр Васильевич!

— Где живете?

— Киев, Богдана Хмельницкого, три, квартира один.

— Где живет ваша жена?

— Вместе со мной, в Киеве.

— Какие ваши основные научные работы?

— «Геологическая карта Украины», «Происхождение Полтавской нефти», «Метеорная геология».

— В каких экспедициях принимали участие?

— Более года работал в Антарктиде, на станции «Пионерская».

Назаров отвечал без запинок. И не удивительно больше месяца он входил в роль Боброва, изучал его походку, жесты, мимику. Если уж быть похожим на Боброва — так до конца, капелька в капельку, как говорят. Они хотят убедиться в этом. Пожалуйста, господа! Назаров не таков, чтобы подводить своих хозяев!

Он глядел мимо человека в халате, на аппарат. Теперь Назаров догадывался, что это за дьявольская машина перед ним. Электронным «мозгом» она читает его мысли, дает точный анализ его психики и поведения. Назаров видел, как мелькали на освещенном экране зигзагообразные линии и полоски, как появились на маленьком аппарате, стоявшем в стороне, какие-то записи.

А голос Бределя не давал покоя:

— Что вы сделаете, если вас поймают?

Назаров ничего не ответил. Резким и выразительным жестом головы он дал понять, как будет действовать.

— Знаете ли вы украинские поговорки?

— Более сотни. Назвать?

— Назовите, мысленно. Мы все увидим на экране.

Окончив эксперимент, Бредель вышел вперед. Его круглое лицо светилось улыбкой.

— Мы очень довольны вами, мистер Назаров, — заметил он.

— Долго же вы колдовали, — усталым голосом произнес агент.

— Не обижайтесь, сэр. Все вам на пользу. Вы — наша надежда. Сообразительность, выдержка — вам может позавидовать любой из наших агентов! Ну вот, кажется, и все. Счастливого вам пути! — Полковник пожал Назарову руку и проводил его до выхода.

Когда сзади закрылась тяжелая дверь, Назаров подошел к перилам лестницы и, опершись на них, какое-то мгновение стоял в раздумье. Потом глубоко, облегченно вздохнул. Выдержан самый трудный экзамен! Он, Назаров, спустя несколько дней станет героем тайной гигантской битвы. Что поделать, такая судьба: или пан, или пропал! Так говорят на его бывшей родной земле, и он эти слова возьмет своим девизом.

Электронная машина!.. Она проверяет человека и мысли. Даже не верится. Назаров и раньше слышал разговоры об этой машине, а столкнулся вот с ней впервые. Машину называли «Титан». Она не только регистрировала пульс и давление крови, зависящие от восприятия человеком тех или иных явлений и событий, по и улавливала самые мизерные по величине и силе биотоки мозга. А биотоки — это зашифрованные мысли человека...

Чудесная машина! Значит, и она подтвердила, что он готов к необыкновенным боям. К Назарову вернулось веселое настроение. Он вытер платочком взмокший лоб и быстро побежал вниз по лестнице.

Глава десятая

Густая роса легла на листву груш и яблонь. Тронешь нечаянно ветку — и посыплется прямо за ворот холодное серебро, так и пронижет тебя приятным холодком этот чудесный подарок ночи!

Сад уже полон жизни. Ветра нет, он где-то гоняет по лугам туманы, а птицы уже поют на все лады. Под сенью деревьев струится душистый и чистый, как ключевая вода, воздух.

По тропинке не спеша идет человек в шелковой пижаме, с непокрытой головой. В руках — лопата. Вот он подошел к небольшому деревцу. Тонкое, с густыми ветками, оно стоит как-то особняком в этом саду. Редкий в практике случай — деревцо выросло за два года! И что особенно интересно — уже плодоносит! Правда, еще только одно яблоко выросло. Но смотришь на него не налюбуешься. Большое, сочное, цвета ранней зари в густой зелени так и горит, так и светится.

Уже давно известно, как можно изменять, по-своему направлять развитие растений и деревьев. Мичурин первым проложил эту дорожку. Но это деревцо выросло так быстро не от необыкновенных прививок, не от изменения климатических условий. Тут помогло другое — атомное облучение. Правда, оно велось очень осторожно. Большие дозы наверняка привели бы к гибели яблоньки в первые же дни эксперимента.

И вот результат: выведен новый сорт плодового дерева. Теперь вместе с солнечным лучом будет помогать науке луч атома!

Садовник нагибается, осматривает румяное, с желтоватыми полосками яблоко с застывшими на нем крупными каплями росы — нежным поцелуем июньского утра.

Стукнула калитка, и меж деревьев мелькнула фигура мальчика.

— А, это ты, Олег, — узнал его садовник. — Ну, заходи, заходи!

Волосы у мальчика мокрые, приглаженные — сразу видно: только что из бассейна.

— Григорий Антонович, вы папе рассказывали про атомное яблоко. Покажите, пожалуйста, его, — просит Олег.

Хозяин сада, он же известный ученый-ботаник, лукаво улыбается:

— А ты попробуй сам поискать, ну!

Олег медленно обводит глазами самые высокие, ветвистые деревья. Фруктовая завязь заполняет все вокруг. И нет нигде того, под цвет зари, большого яблока.

— Не вижу, Григорий Антонович, — говорит спустя минуту мальчик. — Оно, видно, где-нибудь спрятано, правда?

— А посмотри вот сюда, — показывает Григорий Антонович на стройную, в рост человека яблоньку с лопушистой листвой.

— Ух ты! — восторгается Олег. — Царь-яблоко. Какое огромное! А оно со всех сторон такое красивое?

— Со всех.

— И сладкое?

— Не пробовал еще. Но, судя по всему, должно быть сладкое. Поспеет, семена соберу, посажу. Тогда посмотрим, какое у него будет потомство. Ученый на минуту умолкает, смотрит на восток, где среди белых, как меловые горы, облаков нежится не жаркое еще солнце. Потом мечтательно добавляет: Теперь на Земле будут трудиться, Олег, три творца жизни: солнце, человек и атом. Мы далеко и быстро пойдем вперед. С твоим отцом мы скоро полетим на Малую Луну. Видишь, когда-то это было несбыточной мечтой, а теперь обыкновенное дело, будни. Мы, я в это верю, Олег, дождемся и того времени, когда повезем эти вот яблоньки на Венеру.

— Там же нет жизни. Они не будут расти, — недоумевает Олег.

— Вырастут! Мы и на Венере разбудим жизнь. Растения очистят ее атмосферу от углекислого газа, станут чудесной фабрикой кислорода. Через сотни и тысячи лет Венера будет такой же цветущей и богатой планетой, как наша Земля. Ее заселят люди, станут строить там счастливую жизнь.

Олег на минуту представил себе широкое сверкающее озеро, высокие тополя, неповторимую чистоту березовых рощ — все, что видел недавно в деревне, где живет тетя Глаша. Неужели когда-то так же красиво будет и на другой планете, до которой доберутся люди на могучих космических кораблях?

Григорий Антонович Рыбкин наклоняется и вырывает несколько кустиков травы под атомной яблонькой. Пусть ничто не мешает ей!

Олег тоже приседает на корточки и разминает руками два сухих комка.

Пришел мальчик сюда не просто так. Вчера состоялось секретное собрание его звена. Волновал ребят один вопрос: как послать на Малую Луну кого-нибудь из пионеров? Это ведь настоящее недоразумение, что летят туда только взрослые. Пионер — значит, первый, об этом всюду пишут. А про них вдруг забыли! Нет, тут надо что-то предпринять.

Говорили ребята, говорили и порешили: исправить ошибку. Взрослые забыли их — ну и пусть. Они сами напомнят о себе.

Когда же стали советоваться, кого послать в путешествие, чуть не поссорились. Олег предложил Петю Митроховича, Петя — Олега. И тут началось.

— Так ты испугался, да? — наступал на Олега Петя.

— Еще чего! Я не из таких, как ты думаешь. Мне просто неудобно — отец же летит...

— Чудак, это ведь как раз и хорошо, — сказал Валерик Страха. — Если поймают, когда будешь пробираться в ракету, ничего тебе не сделают. А если кто другой попадется — хуже.

Олег думал, думал, а потом махнул рукой:

— Что будет, то будет, — лечу!

Друзья от радости даже зааплодировали. Молодчина, выручил! А когда расходились по домам, Петя вдруг напомнил:

— Справку о здоровье не забудь. И питайся лучше — витаминами.

Правильное было напоминание. Путешествие в космос — не прогулка. Олег знал, что людей на корабль подбирают строго: даже если у кого обыкновенный насморк, и то ни за что не возьмут.

И вот, чтобы узнать, что лучше всего укрепляет здоровье, Олег решил обратиться к Григорию Антоновичу Рыбкину. Кто-кто, а он то знает. Это же такой человек — объездил полсвета, был в разных экспедициях, собрал множество гербариев, в своем саду выводит новые сорта деревьев и растений. А как начнет о чем-нибудь рассказывать, слушаешь, рот раскрывши, — сказка! Он владеет многими языками, печатает много своих книг. И с виду он не такой, как все. Крупная квадратная голова, длинный нос, придающий лицу строгое выражение, два пучка густых рыжих бровей над глазами. Саженные, богатырские плечи делают его фигуру хоть и не слишком складной, но зато могучей.

Рыбкин рыхлит у высокой груши лопатой землю и спрашивает Олега:

— Ну, нагляделся на яблоко?

— Нагляделся, Григорий Антонович, прямо слюнки потекли...

— Ты только не трогай...

— Да что вы, — обиженно говорит мальчик. — Разве я не понимаю...

— А теперь идем дальше, — предлагает ботаник.

Они минуют китайскую беседку, переходят мостик через небольшой, тихо позванивающий ручей и попадают в зеленый туннель из акаций. Тут всегда прохлада. И понятно: солнце сюда почти не заглядывает.

Сад кончается, и взгляду открываются ровные грядки с овощами и ягодниками.

— Григорий Антонович, — наконец отваживается Олег, -чтобы быть сильным, не бояться болезней, что лучше есть?

— В моем саду? — шутит ботаник.

— Да нет, вообще, — краснеет Олег.

— Да вот — «железную ягоду», — показывает ботаник рукой на грядки.

— Это же земляника, — удивляется мальчик.

— Верно.

— А почему вы называете ее «железной»?

Григорий Антонович срывает красную земляничку, кладет ее на ладонь.

— А потому, Олег, — говорит он, — что земляника содержит много железа, в четыре раза больше, чем яблоки.

— И значит, если есть ее, — подхватывает мальчик, — мускулы будут стальные. Да?

Рыбкин весело смеется.

— Фантазер ты. Железо не для мускулов нужно, а для крови. Достаточно его — кровь нормальная, нет — состав крови изменяется, и ты можешь, например, быстрее простудиться, заболеть.

«Как раз то, что мне надо! — с радостью думает Олег. — В землянике железо. Земляника — сила и мощь!»

Олег жадно смотрит на ягодку, потом берет ее и, подмигнув Рыбкину, бросает в рот.

— Ну как, сладко? — спрашивает ботаник.

Олег улыбается.

— Не распробовал. Железом, кажись, и не пахнет.

Рыбкин понимает, куда клонит мальчик.

— Так и быть, нарви в пригоршни, — разрешает он.

Олег приседает над грядкой. Земляничник крупный, с темно-зелеными листочками. Ягоды яркими звездочками так и горят перед глазами. А какой аромат! Насладившись как следует, Олег вышел на тропинку и побежал домой. Все ясно: теперь в его рационе главное место займут «железные ягоды» земляника.

Глава одиннадцатая

Когда Крутский и Свистунов зашли в тайный номер отеля «Черный ворон», Назаров лежал на мягком диване, скрестив на груди руки. Шторы на окнах были приподняты, и лучи заходящего солнца текли в комнату широким потоком.

— Мы к вашим услугам, сэр, — подобострастно поклонившись, сказал Крутский.

Назаров открыл глаза, поднялся с дивана.

— Чего стоите на пороге, как пни на дороге? Проходите!

Гости неслышно, как тени, пропит гостиную и заняли указанные хозяином места на роскошном диване.

Назаров, натянул на ноги большие, на толстой подошве сапоги, оглядел себя в зеркале и подошел к гостям.

— Который час? — спросил он равнодушно, как бы между прочим, лишь бы начать разговор.

Крутский вздрогнул и прикусил толстую губу. Кто-кто, а он-то знает, что такой вопрос ничего доброго не сулит.

— Двадцать часов, господин Назаров, — ответил Свистунов.

— Двадцать часов пять минут, уважаемые помощники, — уточнил Назаров и с ног до головы оглядел Свистунова. — Вы, господа, не умеете дорожить временем.

— Мы, мистер Назаров... — начал Крутский.

— Не рассуждения ваши — мне служба нужна! — прикрикнул хозяин номера. Запомните, время — наш великий слуга и судья.

На какую-то минуту в комнате повисла сторожкая тишина. Потом Назаров кашлянул, скрипучими сапогами отмерил несколько шагов в глубину гостиной.

— Так вот, господа, нам поручили заварить кашу и не жалеть, как говорится, для нее масла. — Еле заметная улыбка промелькнула по его лицу. Голос неровный, хрипловатый.

— А если придется довольствоваться похлебкой? — будто невзначай обронил Свистунов.

— Дурак, на дне гуща! А это уже — каша! — усмехнулся Назаров.

Крутский тоже засмеялся, но смех его был неестественным. Да что поделаешь — этого требовали обстоятельства. Надо во что бы то ни стало понравиться хозяину, показать себя с лучшей стороны. А он, Крутский, умел угождать. Жизнь научила. Совершив однажды преступление, он спасал свою шкуру на чужой земле, где его, понятно, приняли как героя, с объятиями и приветственными речами. Некоторое время он работал на шахтах Рура. Потом ему предложили более легкую работу. Не согласиться он не мог, хотя хорошо понимал, что делает рискованный шаг. Обещано было многое — обеспеченная жизнь, деньги, домик на Балтийском побережье.

Вот с этого все и началось. Крутский верил в удачу, понимал, что надо служить верой и правдой. Покинув родину, он не грустил по ней. Такой уж это был человек — беззаботный, самовлюбленный, видевший родину там, где роскошь и деньги.

Со Свистуновым Крутский встретился недавно. Откровенно говоря, он не любил Свистунова. Молчаливый, замкнутый, тот нагонял какую-то скуку и страх. То ли такой был у него характер, то ли Свистунов так переживал разлуку с родиной — трудно было угадать. Одно было хорошо видно: он очень не любил, когда помыкали его человеческим достоинством, заставляли делать то, чего он не хотел. Широкоскулое, бледное лицо его редко озарялось улыбкой. Когда Свистунову давали деньги, он их не считал, а, скомкав, запихивал в карман. Несколько раз Крутский и Свистунов выезжали за город в поле, в лес. В Свистунове сразу угадывался хлебороб. Возьмет на ладонь маленький комочек земли, разотрет его, понюхает и что-то шепчет невразумительное. Заходили в лес они — Свистунов искал березки. Ни одного дерева не любил он так, как березку. Встретит ее, сорвет несколько листочков, сядет у ствола и сидит, сидит. Лицо его в такие минуты светлеет, разглаживаются морщинки на лбу, и он становится совсем каким-то другим.

Однажды Крутский спросил Свистунова:

— Чего это ты такой?

— Какой такой? — зло сверкнул тот глазами.

— Спишь на ходу.

— Вон ты о чем... А может, я во сне человеком себя чувствую, — не то в шутку, не то всерьез ответил Свистунов.

— И сердит, неразговорчив, — продолжал Крутский. — Что с тобой?

Свистунов показал на ближайшее от дороги дерево.

— Видишь?

— Вижу. Обыкновенная сосна, качается на ветру.

— Не качается, а спорит с ветром. Так и я. Молчу, потому что спорю...

— С кем? — хихикнул Крутский.

— С мыслями, — просто ответил Свистунов.

Крутский не удержался, отпустил какую-то шутку. Но это Свистунова не развеселило. Он смотрел на приятеля молча и холодно. Потом поднялся, подошел ближе и, опустив на его плечо тяжелую волосатую руку, сказал:

— Какая толстая и широкая у тебя шея.

Крутский засмеялся и спросил, к чему это он говорит. Свистунов минуту молчал, будто что-то обдумывая, потом проговорил:

— На такой шее, наверное, очень легко въезжать в рай.

Крутский хмыкнул, обиделся. Понял, что над ним издеваются.

— Милый мой, — сказал он, подыскивая подходящие слова, чтобы парировать удар, — посмотрел бы ты лучше на себя. А меня не трогай. Своя голова на плечах, как хочу, так и живу.

Учились они в одной группе. После окончания школы им сказали:

— Вы будете служить Штатам и Белорусскому Ураду.

Крутский принял это сообщение безразлично, а Свистунов недоуменно передернул плечами и, тихо выругавшись, решил ждать лучших дней.

И вот они в салоне своего нового хозяина. Назаров сел напротив разведчиков и некоторое время изучал их лица.

— Вы мне нравитесь, — сказал он деловито. — Я люблю шутки. Только имейте в виду — шутить нам придется мало. Направляемся на ответственную операцию.

— Мы ничего о ней не знаем, — сказал Свистунов. Назаров поднял руку и, рассматривая на пальце дорогой перстень, сухо бросил:

— И знать не должны. Операция строго секретная.

— Одним словом — темная ночь, -в негромко заметил Свистунов.

— Мне говорили, вы хорошо знаете дело. Перед полетом сообщу о явочных квартирах, шифрах. А сейчас зайдем в эту комнату, — показал Назаров, — я подберу вам кое-что...

Крутский и Свистунов молча прошли за своим хозяином. Комната была небольшая, но чистая, светлая. На столе у окна стояли объемистые картонные коробки, а возле них лежало несколько пистолетов.

Крутский сразу подошел к столу, взял в руки новенький пистолет и стал внимательно его разглядывать. Назаров подозрительно глянул на Свистунова, в замешательстве остановившегося посреди комнаты.

— А ты что? — сквозь зубы процедил он. -Испугался? За шкуру свою дрожишь?

— Мистер Назаров, тут столько всего, что недолго растеряться, — начал оправдываться Свистунов. — А из пугливых ли я, вы можете проверить.

— Что ж, ты вынуждаешь это сделать, — с какой-то мрачной улыбкой проговорил Назаров, доставая из кармана пистолет. — Вот коробка спичек, поставь на голову...

Свистунов беспрекословно выполнил приказ. Крутский стоял у окна, затаив дыхание. Шутки шутками, но это уже слишком. Маленький просчет — и катись, как говорится, на тот свет...

Выстрел. На пол полетела коробка и отбитая пулей штукатурка. Свистунов стоял не двигаясь. Назаров подошел, захохотал прямо ему в лицо.

— Ну как, не страшно?

— В ушах звенит, — ответил равнодушно Свистунов.

— Молодчина! А я думал, ты... — пренебрежительным тоном проговорил Назаров. — Нет, не боишься, смерти. Кстати, господа, можете оставить завещание. Вы застрахованы на огромную сумму. Двадцать тысяч долларов! оповестил он.

Крутский с радостью встретил это сообщение. Осведомился, как все сделать и где. Свистунов от завещания отказался:

— Оно мне ни к чему. Я верю в свою удачу.

— Как хочешь, твое дело, — сухо заметил Назаров. — А теперь, господа, подберите себе костюмы и все, что надо. — Он подвел их к гардеробу и сам позаботился, чтобы как можно лучше каждого одеть. Крутский понравился Назарову любознательностью, ловкостью. Он подобрал ему темно-синий бостоновый костюм, в котором диверсант должен был сойти на чужой земле за обыкновенного интеллигента — учителя или врача.

Одеть Свистунова было труднее. Ему попадались то тесные пиджаки, то слишком короткие брюки. Перебрали весь гардероб. Наконец Свистунов осмотрел себя в зеркале и остался доволен. Пусть теперь попробуют признать в нем диверсанта! Дудки! Черный суконный пиджак, рыжая кепи, простая косоворотка, вышитая васильками, и брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Колхозный бригадир — и все тут!

Назаров спешил: за окнами собирался вечер, а дел еще уйма.

— Сюда, к столу! — приказал он.

Крутский и Свистунов получили паспорта, военные билеты и трудовые книжки. Все как следует — с печатями, с подписями. Диверсанты долго просматривали документы, вслух повторяя свои новые имена и фамилии. Крутский довольно щерил зубы. Он сгорал от нетерпения, что называется, рвался в бой. Заработать на ответственной операции большой куш, прославиться в «свободном мире» — не каждому представляется такая возможность. Его продолговатое, с длинным носом лицо невольно наводило на мысль о какой-то хищной птице. Свистунов тоже повеселел и тишком насвистывал старинный белорусский мотивчик.

Наконец из потайной ниши в стене были извлечены миниатюрные радиостанции, которые вкладывались в обыкновенный чемоданчик.

— Вот это дело! — обрадовался Крутский. — Самые что ни есть новейшие модели.

— А вот еще подарочек, — протянул им Назаров по две кожемитовые подошвы.

Крутский удивленно посмотрел на Свистунова.

— Думаете, пока выполним задание, истопчем сапоги? — спросил он. — В таком случае, мистер Назаров, плохо же вы думаете о нас.

Назаров захохотал. Его широкое, крупное лицо светилось удовлетворением. А как же: он удивил подготовленных в особой школе диверсантов. Не могут отличить обыкновенной подошвы от подделки.

— Да это же тол! — воскликнул он. — Новинка техники! Только попробуйте подбить их к сапогам или ботинкам — к черту на рога взлетите. Го-го-го!

Крутский вытаращил глаза, ощупал подошвы и следом за хозяином разразился смехом.

Самая торжественная минута настала тогда, когда Назаров вручил своим помощникам бесшумные пистолеты, ампулы с ядом и по пять тысяч советских рублей.

— Живыми не сдаваться, — строго предупредил он. — Если что — давите зубами ампулу в воротничке, и вас никогда не забудут. Вы идете на родную землю с исторической миссией. Во время работы, борони бог, не давайте промашки. Знайте, язык у умного в голове, у дурака — на зубах.

Назаров стоял возле окна, освещенный лучами заходящего солнца. В руке, пока он говорил, погасла сигара. Заметив это, он достал из широкого пиджака небольшую зажигалку п прикурил. Легкий дымок поплыл перед его лицом. Серые глаза глядели из-за синеватой тучки по-кошачьему хитро. Он верил в своих помощников и в то же время сомневался. Кто знает, как они будут держаться в ответственную минуту. Да пусть только попробуют крутить хвостами! Он не станет долго рассуждать...

Назаров стоял с гордо поднятой головой. Пусть смотрят, черти, пусть знают, какая у него сила воли, какой у них надежный хозяин!

— Запомните, господа, мы должны победить! И обязательно вернуться назад. Нас здесь ждут!

Глава двенадцатая

Вилли Рендол любил подниматься рано, вместе с солнцем. Земля еще как бы дремлет, нежится в синеватой дымке тумана, а он уже на ногах. Идет пустынной дорогой, за всем наблюдает, все примечает.

Кажется, обыкновенные вещи — запотевшие стекла в окнах домов, огромное багровое солнце на горизонте, свежее, будто вынутый из печи каравай, трепещущие росинки на листьях тополей, чистое, полное покоя небо, — а он словно впервые видит все это.

Шагая по знакомым тропкам, вслушиваясь в мелодичный посвист пташек в кронах деревьев, Рендол чувствовал в себе прилив какой-то неведомой силы, переживал счастливые минуты независимости ни от кого на свете. В такое время рождались яркие, как молния, мысли, он весь горел, дрожал от волнующего вдохновения.

Сегодня Рендол задержался на прогулке дольше обычного. У озера под ленивый шепот волн он вдруг начал думать о своих экспериментах по созданию нового сплава. За последнюю неделю инженер провел десятки опытов. С большим трудом удалось получить несколько граммов доселе неведомого сплава.

Теперь Рендол знает, почему медленно и неудачно проходил опыт. Знает! Его надо полностью повторить в условиях абсолютного холода. Обязательно! При абсолютном холоде у большинства элементов появляется качество сверхпроводимости. Электроны текут свободно, как вода... В это время легче изменить решетку атома... За дело! Скорей!

Рендол, не мешкая, покинул излюбленное местечко на берегу озера. Открыв гараж, он вывел машину во двор. На крыльцо выбежала Нелли.

— Куда ты так рано? — спросила она.

— Хочу проверить одну мысль, — сказал Вилли. — Я вернусь к вечеру, Нелли. До свидания!

Машина выкатилась на ровное шоссе и стрелой полетела вперед. Рука Рендола спокойно лежала на руле.

По сторонам, на отлогих косогорах, мелькали фигуры, кружились кустарники, пролетали белые отары овечек, квадраты полей с бронзовым разливом пшеницы, высоковольтные мачты. Но Рендол ничего этого не замечал. Перед ним была красивая, яркая мечта, облеченная в форму кусочка чудесного сплава.

Держитесь, святые драконы и гремучие змеи! Если теперь его, Рендола, повстречает удача, строительство ракеты закончится очень быстро. Он получит патент на важное изобретение. Признаться, Рендолу хотелось иметь только исключительной жаростойкости сплав, а оказывается, он, этот сплав, будет еще и надежным изолятором для бета— и гамма-лучей.

О своих поисках Рендол никому не говорил, хотя уже было очевидно, что он подошел близко к решению интереснейшей научной проблемы. Но мало ли что бывает! Научный эксперимент, чтобы он был ценным, должен с неизменным успехом повторяться. А этого он как раз пока и не мог сказать о своих опытах. Вот теперь совсем другое дело! Если все будет так, как думается, он может считать себя действительно счастливейшим изобретателем.

Главный город Штатов показался на горизонте неожиданно, как только автомашина выскочила на взгорок. В нем, окутанном утренней дымкой, было что-то призрачное. Громады небоскребов стояли, опоясанные ярусами белых облаков.

Рендол сбавил ход, влился в поток машин.

Вот Третья авеню. Широкий, богатый проспект.

Людей — как муравьев. Все куда-то спешат, суетятся на перекрестках, бегут под натиском машин...

Где солнце, которое только что золотило поля за Сан-Критоном, рассыпало по земле свои яркие, неповторимые краски? Вместо него — холодный блеск витрин, серый камень домов, тяжелые плиты бетона. Куда-то исчезло и небо. Кусочек его, который далеко-далеко светится вверху, такой маленький, что можно прикрыть ладонью. Не слышно тут и ласкового дыхания ветра. Человеку, впервые попавшему в главный город Штатов, кажется, что он очутился в каком-то мрчном подземелье. Кругом — камень, железо, стекло! Они сжимают со всех сторон потоки людей. Город-спрут, город-дракон! Как только люди не называли его, однако ни одна из кличек не может со всей жуткой точностью определить его отталкивающий, черствый облик.

Шумит, гремит улица. Она перекидывает толпы людей с одного конца на другой, дышит в лицо пылью, залезает в нутро противным запахом бензина. И крик вырывается из груди, крик возмущения и отчаяния:

— Остановись! Довольно!..

Но улица шумит, по-прежнему грохочет железным громом. Это — ад, это дьявольская кузница, где все идет на слом, кипит в огне...

Вдруг посреди улицы Рендол увидел толпу людей.

Что случилось? Может, какая-нибудь автомобильная катастрофа привлекла внимание зевак и любителей сенсаций — корреспондентов газет?

Подъехав к толпе, Вилли в конце небольшого коридора из человеческих фигур увидел на мостовой какое-то черное скорченное тело. Он остановил машину, подошел к людям. Рядом торопливо щелкали фотоаппараты франтовато одетых молодчиков, время от времени над головами вспыхивали яркие огни светоламп. Толпа глухо шумела...

Рендол протолкался вперед и, изумленный увиденным, остановился. На мостовой лежала дохлая собака!

Длинное худое ее тело было опоясано синей лентой с короткой надписью:

«Генерал Коллинг покупает человеческий глаз.
Награда — 10 тысяч долларов».

Рендол брезгливо отвернулся. Вот она, буржуазная реклама! Торговцам главного города Штатов уже недостаточно витрин, ярких аргоновых и неоновых ламп, от которых черное ночное небо становится водопадом огней. Даже дохлых собак используют для своей рекламы. Сумасшедствие! Зато об этом будут знать миллионы людей...

— Зачем эта реклама? — послышался чей-то голос. — Она не нужна уже. Какая-то женщина вчера продала свой глаз генералу...

Рендол брезгливо сплюнул и вернулся к машине.

Надо было заехать на Кларк-стрит, в магазин мистера Хейгена, чтобы закупить несколько граммов редкоземельных элементов, которые понадобятся для опытов. Но вдруг мысли Вилли пошли в другом направлении. «Эта дохлая собака! Черт-те что! Жена получила наследство — десять тысяч долларов. Как раз такую сумму заплатил генерал за человеческий глаз. А может... может?..»

Дыхание перехватило от страшной догадки. В лицо ударила кровь, по всему телу пробежал противный холодок, остудив разгоряченный лоб, руки, спину.

Но тут же Рендол отмахнулся от этой глупой мысли. «Нелли этого не сделает, — убеждал он себя. — Никогда не сделает...»

Он не заметил, как проехал Кларк-стрит и фирменный магазин мистера Хейгена. Что происходит, собственно, с ним? Почему так запало в голову это проклятое «а может»? Душно, жарко, что-то сжимает горло.

И вот вдали — не то река, не то залив. Синева растекается все шире и шире. Посвежел воздух. Да это же небо!

Улицы окончились, машина вырвалась на простор. Двадцать минут езды — и Рендол увидел громады корпусов ракового завода.

Поставив у заводских ворот машину, он зашел в кафе перекусить. Но в горло ничего не лезло. Заглушить в душе сомнения и смятение могло только вино. Но Рендол пить не отважился. Впереди рабочий день с множеством забот и тревог. Рассчитавшись, он вышел на площадь. В это время запела сирена, объявляя о начале рабочего дня. Рендол направился на территорию завода.

Сенатор Уолтер стоял возле конторы и о чем-то взволнованно говорил с Чарли Пэтоном. Чарли подобострастно улыбался, вытирал платочком вспотевший лоб.

Рабочих в цехе почему-то было мало. Несколько человек возилось возле ракеты, двое — трое стояли неподалеку и о чем-то шептались с видом заговорщиков. Рендол подошел к ним и немало удивился. Перед ним были совсем незнакомые люди. Где же Харди Пат, Боб Рыдгей, старина Гарри Фолк?

Рендол решительно шагнул к высокому человеку с бакенбардами.

— Друже, кто вы? И почему на работе нет Пата, Рыдгея, Фолка?

Жуткая мысль пронеслась в голове: «Не арестованы ли в связи со смертью Тома Блейна? Сенатор может выкинуть и такую штучку...»

— Они бастуют, — глухо ответил, не поднимая головы, рабочий.

— По какому поводу?

— Не знаю, сэр. Спросите у сенатора.

Рендол обошел конвейер. Ни одного знакомого лица.

Что же случилось? Потребовали более высокой оплаты? Но почему тогда он ничего не знает? Рабочие всегда предупреждали его о готовящихся забастовках.

Инженер вернулся к ракете. Она по-прежнему лежала в центре цеха, окруженная со всех сторон различными машинами, с помощью которых велся монтаж отдельных частей космического корабля и оборудования. Вот килевые дюзы. Рендол готовил для них чудесный жароустойчивый сплав, выдерживавший температуру до десяти тысяч градусов. В сравнении с другими сплавами — это мечта...

Вдруг внимание Вилли приковало какое-то странное приспособление в передней части ракеты. Рендол хорошо помнил: оно не предусмотрено чертежами. «Что такое?» — заинтересовался он и, открыв овальные дверцы, зашел в ракету. Взгляд уперся в никелированный механизм, прикрепленный к стене. Боже, что тут делается? Это же автоматическая крупнокалиберная пушка! С ума сошел сенатор, что ли? Зачем она? С кем он думает воевать? С марсианами? И тут пришла догадка: Уолтер строит пиратский корабль, хочет воевать с русскими, а возможно, и решил захватить или взорвать их ракетную станцию — Малую Луну. Коварный план!

Гнев и возмущение горячей волной прихлынули к сердцу. Что же делать? Решение уже подсказано рабочими: бастовать! Рендол осмотрелся. Ракета вся была заставлена сложными механизмами. Сбоку на корме горело серебром слово «Атлас».

Сколько бессонных ночей провел он, сколько сил потратил, чтобы вместе с огромным штатом конструкторов разработать проект этого космического корабля. И вот пожалуйста! Он, Рендол, мечтал, что ракета понесет в межпланетные просторы первых исследователей неизведанных тайников космоса, а на деле может получиться совсем иное. Ракета станет орудием в руках пиратов, отправится в великий шестой океан, чтобы захватить Малую Луну, создать на ней военную базу. А что будет означать этот захват? Начало войны, истребление миллионов человеческих жизней.

Закружилась голова. «Эх, Вилли, Вилли, — упрекнул Рендол себя. — Ну как ты не мог догадаться об этом раньше?»

Надо действовать, но как? Как сорвать этот дикий, коварный план?

Так, волнуясь, Рендол ходил вокруг ракеты и думал, думал.

Часы пробили девять раз. Своим звоном они как бы разбудили инженера. Рендол остановился, проверил на руке свои часы. Пора! Нельзя медлить ни минуты.

Он прошел в кабинет. На стенах висели чертежи ракеты, диаграммы, большая карта неба. На полу валялись обрывки бумаги, трубки ватмана с забракованными проектами. Это была та самая комната, откуда он следил за рождением своего детища — космического корабля.

В углу, возле окна, стоял высокий сейф. Тут хранятся чертежи проекта ракеты. У Вилли возникла смелая мысль: забрать их с собой! Правда, невелика беда, если исчезнут чертежи таких частей, как турбина, форсунка, кислородная машина. Эти узлы и детали уже находятся в производстве. А вот сопло! Это — главный узел космического корабля. Лишь несколько дней назад удалось окончить его разработку. Чертежи эти еще не скопированы, не разосланы по цехам. Какое счастье! Он, автор этих чертежей, имеет право забрать их. Пусть тогда почешут затылки Уолтер и Пэтон. Работы по строительству ракеты задержатся на долгое время.

Но как открыть сейф? Ключи от него лежат обычно в секретном сейфе в конторе управляющего. Таков был строгий наказ сенатора. «Взломать!» махнул рукой инженер и вышел в цех.

Кивком головы он подозвал к себе рабочего.

— Принесите сварочный аппарат.

— О кей! — почтительно ответил тот.

И вот аппарат в его руках. Дверь кабинета заперта на замок. За дело! Зашипела сиреневая струя огня, мягко коснулась крашеной стенки сейфа. Металл, словно воск, таял. В лицо дохнуло запахом горелой краски. Довольно!


Рендол открыл сейф, взял нужные чертежи, сунул их в боковой карман пиджака. Медлить нельзя. Он написал несколько слов на клочке бумаги, запер на ключ кабинет и быстро зашагал по заводскому двору.

За столом в конторе управляющего сидели сенатор Уолтер и Чарли Пэтон. Заметив инженера через стеклянную стенку, Пэтон приветливо улыбнулся и пригласил Рендола в контору.

— Мистер Рендол? О, легки на помине! Мы только что говорили о вас. Сенатор Уолтер считает, что вы великий изобретатель. По-моему, он не переоценил ваш яркий талант! Нашему заводу можно гордиться таким инженером. — Он показал на высокое кожаное кресло. Садитесь, мистер Рендол. Вы, как настоящий патриот, не жалеете сил для расцвета науки в Штатах.

— Простите, мистер Пэтон, — перебил управляющего Рендол. — Но я убежден, что в Штатах нет науки.

— Как нет? — удивленно уставился на инженера Пэтон.

— Есть только купля и продажа. Они часто заменяют тут и науку, и искусство, — резко закончил Рендол.

Сенатор недовольно поморщился.

— Ну зачем так мрачно?.. Я думаю, когда ракета будет закончена и мы вас как следует вознаградим, вы будете рассуждать куда оптимистичнее...

— Нет, сенатор, я не буду ждать награды, — твердо произнес Рендол и бросил на стол бумажку, — Я отказываюсь работать на вашем заводе.

Для сенатора это было полной неожиданностью. Он откинулся на спинку кресла и смотрел то на инженера, то на управляющего. Несколько минут он держал в руках рапорт Вилли, потом положил его на стол и написал черным карандашом: «Уволить», Чарли Лэтон подбежал к столу, взял рапорт Рендола и вышел в другую комнату, откуда доносился стук пишущей машинки.

— Запомните, мистер Рендол, — проговорил Уолтер равнодушно, — кто подбросил вверх камень, тот рискует своей собственной головой.

— Спасибо за предупреждение, сэр. Но я могу целиком адресовать его и вам. — И инженер решительно шагнул из кабинета.

В цехе все еще не чувствовалось привычного рабочего ритма. Вилли Рендол в последний раз окинул взглядом густое сплетение металлических балок над головой, тяжелые мостовые краны, электрокары, что обычно сновали по обе стороны огромного тела ракеты.

Гневом вспыхнули его глаза, когда он остановил взгляд на группе людей.

— Подлецы, штрейкбрехеры! — процедил Рендол сквозь зубы и вышел из цеха. Расчета получать он не стал. Сейчас надо было думать не о деньгах, а о спасении жизни. Сенатор и управляющий каждую минуту могли хватиться чертежей, и тогда инженеру не миновать «райских ворот».

Но все обошлось благополучно. Более того, сам Чарли Пэтон лично проводил его.

— Передумаете, — сказал он на прощанье, — приходите к нам.

— Чтобы попасть в ад, не обязательно искать ваши «райские ворота», — насмешливо ответил инженер.

— О каких «райских воротах» вы говорите, Рендол? — удивленно, будто ничего не понимая, спросил управляющий.

— Вот об этих самых, где мы сейчас стоим. Через них вы недавно отправили в рай Тома Блейна...

— Он умер от скоропостижного паралича сердца. Что вы говорите, Рендол? Есть заключение врача...

Рендол ничего не ответил и сел в машину. Спустя минуту машина инженера уже мчалась по главной магистрали.

Что творится на свете? Как сталось, что Штатами, их народом, судьбами миллионов людей правят хищники, разные уолтеры и пэтоны, эти мироеды, на каждом шагу плетущие паутину интриг, убийств, махинаций? По какому праву они претендуют на мировое господство, если не любят и не уважают человека, его труд, жизнь?..

далее