Данте Алигьери.
Божественная комедия
* ЧИСТИЛИЩЕ *

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1 Пока мы шли, друг другу вслед, по краю И добрый вождь твердил не раз еще: "Будь осторожен, я предупреждаю!" - 4 Мне солнце било в правое плечо И целый запад в белый превращало Из синего, сияя горячо; 7 И где ложилась тень моя, там ало Казалось пламя; и толпа была, В нем проходя, удивлена немало. 10 Речь между ними обо мне зашла, И тень, я слышал, тени говорила: "Не таковы бесплотные тела". 13 Иные подались, сколь можно было, Ко мне, стараясь, как являл их вид, Ступать не там, где их бы не палило. 16 "О ты, кому почтительность велит, Должно быть, сдерживать поспешность шага, Ответь тому, кто жаждет и горит! 19 Не только мне ответ твой будет благо: Он этим всем нужнее, чем нужна Индийцу или эфиопу влага. 22 Скажи нам, почему ты - как стена Для солнца, словно ты еще не встретил Сетей кончины". Так из душ одна 25 Мне говорила; я бы ей ответил Без промедленья, но как раз тогда Мой взгляд иное зрелище приметил. 28 Навстречу этой новая чреда Шла по пути, объятому пыланьем, И я помедлил, чтоб взглянуть туда. 31 Вдруг вижу - тени, здесь и там, лобзаньем Спешат друг к другу на ходу прильнуть И кратким утешаются свиданьем. 34 Так муравьи, столкнувшись где-нибудь, Потрутся рыльцами, чтобы дознаться, Быть может, про добычу и про путь. 37 Но только миг объятья дружбы длятся, И с первым шагом на пути своем Одни других перекричать стремятся, - 40 Те, новые: "Гоморра и Содом!", А эти: "В телку лезет Пасифая, Желая похоть утолить с бычком!" 43 Как если б журавлей летела стая - Одна к пескам, другая на Рифей, Та - стужи, эта - солнца избегая, 46 Так расстаются две чреды теней, Чтоб снова петь в слезах обычным ладом И восклицать про то, что им сродней. 49 И двинулись опять со мною рядом Те, что меня просили дать ответ, Готовность слушать выражая взглядом. 52 Я, видя вновь, что им покоя нет, Сказал: "О души, к свету мирной славы Обретшие ведущий верно след, 55 Мой прах, незрелый или величавый, Не там остался: здесь я во плоти, Со мной и кровь ее, и все суставы. 58 Я вверх иду, чтоб зренье обрести: Там есть жена, чья милость мне дарует Сквозь ваши страны смертное нести. 61 Но, - и скорее да восторжествует Желанье ваше, чтоб вас принял храм Той высшей тверди, где любовь ликует, - 64 Скажите мне, а я письму предам, Кто вы и эти люди кто такие, Которые от вас уходят там". 67 Так смотрит, губы растворив, немые От изумленья, дикий житель гор, Когда он в город попадет впервые, 70 Как эти на меня стремили взор. Едва с них спало бремя удивленья, - Высокий дух дает ему отпор, - 73 "Блажен, кто, наши посетив селенья, - Вновь начал тот, кто прежде говорил, - Для лучшей смерти черплет наставленья! 76 Народ, идущий с нами врозь, грешил Тем самым, чем когда-то Цезарь клики "Царица" в день триумфа заслужил. 79 Поэтому "Содом" гласят их крики, Как ты слыхал, и совесть их язвит, И в помощь пламени их стыд великий. 82 Наш грех, напротив, был гермафродит; Но мы забыли о людском законе, Спеша насытить страсть, как скот спешит, 85 И потому, сходясь на этом склоне, Себе в позор, мы поминаем ту, Что скотенела, лежа в скотском лоне. 88 Ты нашей казни видишь правоту; Назвать всех порознь мы бы не успели, Да я на память и не перечту. 91 Что до меня, я - Гвидо Гвиницелли; Уже свой грех я начал искупать, Как те, что рано сердцем восскорбели". 94 Как сыновья, увидевшие мать Во времена Ликурговой печали, Таков был я, - не смея показать, - 97 При имени того, кого считали Отцом и я, и лучшие меня, Когда любовь так сладко воспевали. 100 И глух, и нем, и мысль в тиши храня, Я долго шел, в лицо его взирая, Но подступить не мог из-за огня. 103 Насытя взгляд, я молвил, что любая Пред ним заслуга мне милей всего, Словами клятвы в этом заверяя. 106 И он мне: "От признанья твоего Я сохранил столь светлый след, что Лета Бессильна смыть иль омрачить его. 109 Но если прямодушна клятва эта, Скажи мне: чем я для тебя так мил, Что речь твоя и взор полны привета?" 112 "Стихами вашими, - ответ мой был. - Пока продлится то, что ныне ново, Нетленна будет прелесть их чернил". 115 "Брат, - молвил он, - вот тот (и на другого Он пальцем указал среди огней) Получше был ковач родного слова. 118 В стихах любви и в сказах он сильней Всех прочих; для одних глупцов погудка, Что Лимузинец перед ним славней. 121 У них к молве, не к правде ухо чутко, И мненьем прочих каждый убежден, Не слушая искусства и рассудка. 124 "Таков для многих старых был Гвиттон, Из уст в уста единственно прославлен, Покуда не был многими сражен. 127 Но раз тебе простор столь дивный явлен, Что ты волен к обители взойти, К той, где Христос игуменом поставлен, 130 Там за меня из "Отче наш" прочти Все то, что нужно здешнему народу, Который в грех уже нельзя ввести". 133 Затем, - быть может, чтобы дать свободу Другим идущим, - он исчез в огне, Подобно рыбе, уходящей в воду. 136 Я подошел к указанному мне, Сказав, что вряд ли я чье имя в мире Так приютил бы в тайной глубине. 139 Он начал так, шагая в знойном вире: "Tan m'abellis vostre cortes deman, Qu'ieu no me puesc ni voill a vos cobrire. 142 Ieu sui Arnaut, que plor e vau cantan; Consiros vei la passada folor, E vei jausen lo joi qu'esper, denan. 145 Ara vos prec, per aquella valor Que vos guida al som de 1'escalina, Sovenha vos a temps de ma dolor!" 148 И скрылся там, где скверну жжет пучина. Перевод стихов 140-147 "Столь дорог мне учтивый ваш привет, Что сердце вам я рад открыть всех шире. 142 Здесь плачет и поет, огнем одет, Арнольд, который видит в прошлом тьму, Но впереди, ликуя, видит свет. 145 Он просит вас, затем что одному Вам невозбранно горная вершина, Не забывать, как тягостно ему!"

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1 Так, чтоб ударить первыми лучами В те страны, где его творец угас, Меж тем как Эбро льется под Весами, 4 А волны в Ганге жжет полдневный час, Стояло солнце; меркнул день, сгорая, Когда господень ангел встретил нас. 7 "Bead muncbo corde!" воспевая Звучней, чем песни на земле звучны, Он высился вне пламени, у края. 10 "Святые души, вы пройти должны Укус огня; идите в жгучем зное И слушайте напев с той стороны!" 13 Он подал нам напутствие такое, И, слыша эту речь, я стал как тот, Кто будет в недро погружен земное. 16 Я, руки сжав и наклонясь вперед, Смотрел в огонь, и в памяти ожили Тела людей, которых пламя жжет. 19 Тогда ко мне поэты обратили Свой взгляд. "Мой сын, переступи порог: Здесь мука, но не смерть, - сказал Вергилий. - 22 Ты - вспомни, вспомни!.. Если я помог Тебе спуститься вглубь на Герионе, Мне ль не помочь, когда к нам ближе бог? 25 И знай, что если б в этом жгучем лоне Ты хоть тысячелетие провел, Ты не был бы и на волос в уроне. 28 И если б ты проверить предпочел, Что я не обманул тебя нимало, Стань у огня и поднеси подол. 31 Отбрось, отбрось все, что твой дух сковало! Взгляни - и шествуй смелою стопой!" А я не шел, как совесть ни взывала. 34 При виде черствой косности такой Он, чуть смущенный, молвил: "Сын, ведь это Стена меж Беатриче и тобой". 37 Как очи, угасавшие для света, На имя Фисбы приоткрыл Пирам Под тутом, ставшим кровяного цвета, 40 Так, умягчен и больше не упрям, Я взор к нему направил молчаливый, Услышав имя, милое мечтам. 43 А он, кивнув, сказал: "Ну как, ленивый? Чего мы ждем?" И улыбнулся мне, Как мальчику, прельстившемуся сливой. 46 И он передо мной исчез в огне, Прося, чтоб Стаций третьим шел, доныне Деливший нас в пути по крутизне. 49 Вступив, я был бы рад остыть в пучине Кипящего стекла, настолько злей Был непомерный зной посередине. 52 Мой добрый вождь, чтобы я шел смелей, Вел речь о Беатриче, повторяя: "Я словно вижу взор ее очей". 55 Нас голос вел, сквозь пламя призывая; И, двигаясь туда, где он звенел, Мы вышли там, где есть тропа крутая. 58 Он посреди такого света пел "Venite, benedicti Patris mei!", Что яркости мой взгляд не одолел. 61 "Уходит солнце, скоро ночь. Быстрее Идите в гору, - он потом сказал, - Пока закатный край не стал чернее". 64 Тропа шла прямо вверх среди двух скал И так, что свет последних излучений Я пред собой у солнца отнимал; 67 Преодолев немногие ступени, Мы ощутили солнечный заход Там, сзади нас, по угасанью тени. 70 И прежде чем огромный небосвод Так потемнел, что все в нем стало схоже И щедрой ночи наступил черед, 73 Для нас ступени превратились в ложе, Затем что горный мрак от нас унес И мощь к подъему, и желанье тоже. 76 Как, мямля жвачку, тихнет стадо коз, Которое, пока не стало сыто, Спешило вскачь с утеса на утес, 79 И ждет в тени, пока жара разлита, А пастырь, опершись на посошок, Стоит вблизи, чтоб им была защита, 82 И как овчар, от хижины далек, С гуртом своим проводит ночь в покое, Следя, чтоб зверь добычу не увлек; 85 Так в эту пору были мы все трое, Я - за козу, они - за сторожей, Замкнутые в ущелие крутое. 88 Простор был скрыт громадами камней, Но над тесниной звезды мне сияли, Светлее, чем обычно, и крупней. 91 Так, полон дум и, глядя в эти дали, Я был охвачен сном; а часто сон Вещает то, о чем и не гадали. 94 Должно быть, в час, когда на горный склон С востока Цитерея засияла, Чей свет как бы любовью напоен, 97 Мне снилось - на лугу цветы сбирала Прекрасная и юная жена, И так она, сбирая, напевала: 100 "Чтоб всякий ведал, как я названа, Я - Лия, и, прекрасными руками Плетя венок, я здесь брожу одна. 103 Для зеркала я уберусь цветами; Сестра моя Рахиль с его стекла Не сводит глаз и недвижима днями. 106 Ей красота ее очей мила, Как мне - сплетенный мной убор цветочный; Ей любо созерцанье, мне - дела". 109 Но вот уже перед зарей восточной, Которая скитальцам тем милей, Чем ближе к дому их привал полночный, 112 Везде бежала тьма, и сон мой с ней; Тогда я встал с одра отдохновенья, Увидя вставшими учителей. 115 "Тот сладкий плод, который поколенья Тревожно ищут по стольким ветвям, Сегодня утолит твои томленья". 118 Со мною говоря, к таким словам Прибег Вергилий; вряд ли чья щедрота Была безмерней по своим дарам. 121 За мигом миг во мне росла охота Быть наверху, и словно перья крыл Я с каждым шагом ширил для полета. 124 Когда под нами весь уклон проплыл И мы достигли высоты конечной, Ко мне глаза Вергилий устремил, 127 Сказав: "И временный огонь, и вечный Ты видел, сын, и ты достиг земли, Где смутен взгляд мой, прежде безупречный. 130 Тебя мой ум и знания вели; Теперь своим руководись советом: Все кручи, все теснины мы прошли. 133 Вот солнце лоб твой озаряет светом; Вот лес, цветы и травяной ковер, Самовозросшие в пространстве этом. 136 Пока не снизошел счастливый взор Той, что в слезах тогда пришла за мною, Сиди, броди - тебе во всем простор. 139 Отныне уст я больше не открою; Свободен, прям и здрав твой дух; во всем Судья ты сам; я над самим тобою 142 Тебя венчаю митрой и венцом".

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

1 В великой жажде обойти дозором Господень лес, тенистый и живой, Где новый день смягчался перед взором, 4 Я медленно от кручи круговой Пошел нагорьем, и земля дышала Со всех сторон цветами и травой. 7 Ласкающее веянье, нимало Не изменяясь, мне мое чело Как будто нежным ветром обдавало 10 И трепетную сень вершин гнело В ту сторону, куда гора святая Бросает тень, как только рассвело, - 13 Но все же не настолько их сгибая, Чтобы умолкли птички, оробев И все свои искусства прерывая: 16 Они, ликуя посреди дерев, Встречали песнью веянье востока В листве, гудевшей их стихам припев, 19 Тот самый, что в ветвях растет широко, Над взморьем Кьясси наполняя бор, Когда Эол освободит Сирокко. 22 Я между тем так далеко простер Мой путь сквозь древний лес, что понемногу Со всех сторон замкнулся кругозор. 25 И вдруг поток мне преградил дорогу, Который мелким трепетом волны Клонил налево травы по отлогу. 28 Чистейшие из вод земной страны Наполнены как будто мутью сорной Пред этою, сквозной до глубины, 31 Хотя она струится черной-черной Под вековечной тенью, для лучей И солнечных, и лунных необорной. 34 Остановясь, я перешел ручей Глазами, чтобы видеть, как растенья Разнообразны в свежести своей. 37 И вот передо мной, как те явленья, Когда нежданно в нас устранена Любая дума силой удивленья, 40 Явилась женщина, и шла одна, И пела, отбирая цвет от цвета, Которых там пестрела пелена. 43 "О женщина, чья красота согрета Лучом любви, коль внешний вид не ложь, Но сердца достоверная примета, - 46 Быть может, ты поближе подойдешь, - Сказал я ей, - и станешь над стремниной, Чтоб я расслышать мог, что ты поешь? 49 Ты кажешься мне юной Прозерпиной, Когда расстаться близился черед Церере - с ней, ей - с вешнею долиной". 52 Как чтобы в пляске сделать поворот, Она, скользя сомкнутыми стопами И мелким шагом двигаясь вперед, 55 Меж алыми и желтыми цветами К моей оборотилась стороне С девически склоненными глазами; 58 И мой призыв был утолен вполне, Когда она так близко подступила, Что смысл напева долетал ко мне. 61 Придя туда, где побережье было Уже омыто дивною рекой, Открытый взор она мне подарила. 64 Едва ли мог струиться блеск такой Из-под ресниц Венеры, уязвленной Негаданно сыновнею рукой. 67 Среди травы, волнами орошенной, Она, смеясь, готовила венок, Без семени на высоте рожденный. 70 На три шага нас разделял поток; Но Геллеспонт, где Ксеркс познал невзгоду, Людской гордыне навсегда урок, 73 Леандру был милее в непогоду, Когда он плыл из Абидоса в Сест, Чем мне - вот этот, не разъявший воду. 76 "Вы внове здесь; мой смех средь этих мест, Где людям был приют от всех несчастий, - Так начала она, взглянув окрест, - 79 Мог удивить вас и смутить отчасти; Но ум ваш озарится светом дня, Вникая в псалмопенье "Delectasti". 82 Ты, впереди, который звал меня, Спроси, что хочешь; я на все готова Подать ответ, все точно изъясня". 85 "Вода и шум лесной, - сказал я снова, - Колеблют то, что моему уму Внушило слышанное прежде слово". 88 На что она: "Сомненью твоему Я их причину до конца раскрою И сжавшую тебя рассею тьму. 91 Творец всех благ, довольный лишь собою, Ввел человека добрым, для добра, Сюда, в преддверье к вечному покою. 94 Виной людей пресеклась та пора, И превратились в боль и в плач по старом Безгрешный смех и сладкая игра. 97 Чтоб смуты, порождаемые паром, Который от воды и от земли Идет, по мере силы, вслед за жаром, 100 Тревожить человека не могли, Гора вздыбилась так, что их не знает Над уровнем ворот, где вы вошли. 103 Но так как с первой твердью круг свершает Весь воздух, если воздуху вразрез Какой-либо заслон не возникает, 106 То здесь, в чистейшей высоте небес, Его круговорот деревья клонит И наполняет шумом частый лес. 109 Растение, которое он тронет, Ему вверяет долю сил своих, И он, кружа, ее вдали уронит; 112 Так в дальних землях, если свойства их Иль их небес пригодны, возникая, Восходит много отпрысков живых. 115 И там бы не дивились, это зная, Тому, что иногда ростки растут, Без видимого семени вставая. 118 И знай про этот дивный лес, что тут Земля богата всяческою силой И есть плоды, которых там не рвут. 121 И этот вот поток рожден не жилой, В которой охладелый пар скоплен И вдаль течет, то буйный, то унылый; 124 Его источник прочен и силен И черплет от господних изволений Все, что он льет, открытый с двух сторон. 127 Струясь сюда - он память согрешений Снимает у людей; струясь туда - Дарует память всех благих свершений. 130 Здесь - Лета; там - Эвноя; но всегда И здесь, и там сперва отведать надо, Чтоб оказалась действенной вода. 133 В ее вкушенье - высшая услада. Хоть, может быть, ты жажду утолил Услышанным, но я была бы рада, 136 Чтоб ты в подарок вывод получил; Тебе он не обещан, но едва ли От этого он станет меньше мил. 139 Те, что в стихах когда-то воспевали Былых людей и золотой их век, Быть может, здесь в парнасских снах витали: 142 Здесь был невинен первый человек, Здесь вечный май, в плодах, как поздним летом, И нектар - это воды здешних рек". 145 Я обратил лицо к моим поэтам И здесь улыбку их упомяну, Мелькнувшую при утвержденье этом; 148 Потом взглянул на дивную жену.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1 Как бы любовной негою объята, Окончив речь, она запела так: "Bead, quorum tecta sunt peccata!" 4 Как нимфы направляли легкий шаг, Совсем одни, сквозь тень лесов, желая: Та - видеть солнце, та - уйти во мрак, - 7 Она пошла вверх по реке, ступая Вдоль берега; я - также, к ней плечом И поступь с мелкой поступью ровняя. 10 Мы, ста шагов не насчитав вдвоем, Дошли туда, где русло загибало, И я к востоку повернул лицом. 13 Здесь мы пройти успели столь же мало, Когда она, всем телом обратясь: "Мой брат, смотри и слушай!" - мне сказала. 16 И вдруг лесная глубина зажглась Блистаньем неожиданного света, Как молнией внезапно озарясь; 19 Но молния, сверкнув, исчезнет где-то, А этот свет, возникнув, возрастал, Так что я в мыслях говорил: "Что это?" 22 Каким-то нежным звуком зазвучал Лучистый воздух; скорбно и сурово Я дерзновенье Евы осуждал: 25 Земля и твердь блюли господне слово, А женщина, одна, чуть создана, Не захотела потерпеть покрова; 28 Пребудь под ним покорною она, Была бы радость несказанных сеней И раньше мной, и дольше вкушена. 31 Пока я шел средь стольких предварении Всевечной неги, мыслью оробев И жаждая все больших упоений, 34 Пред нами воздух под листвой дерев Стал словно пламень, осияв дубраву, И сладкий звук переходил в напев. 37 Сонм дев священных, если вам во славу Я ведал голод, стужу, скудный сон, Себе награды я прошу по праву. 40 Пусть для меня прольется Геликон, И да внушат мне Урания с хором Стихи о том, чем самый ум смущен. 43 Вдали, за искажающим простором, Который от меня их отделял, Семь золотых дерев являлись взорам; 46 Когда ж я к ним настолько близок стал, Что мнящийся предмет, для чувств обманный, Отдельных свойств за далью не терял, 49 То дар, уму для различенья данный, Светильники признал в седмице той, А пенье голосов признал "Осанной". 52 Светлей пылал верхами чудный строй, Чем полночью в просторах тверди ясной Пылает полный месяц над землей. 55 Я в изумленье бросил взгляд напрасный Вергилию, и мне ответил он Таким же взглядом, как и я - безгласный. 58 Мой взор был снова к дивам обращен, Все надвигавшимся в строю широком Медлительнее новобрачных жен. 61 "Ты что ж, - сказала женщина с упреком, - Горящий взгляд стремишь к живым огням, А что за ними - не окинешь оком?" 64 И я увидел: вслед, как вслед вождям, Чреда людей, вся в белом, выступала, И белизны такой не ведать нам. 67 Вода налево от меня сверкала И возвращала мне мой левый бок, Едва я озирался, - как зерцало. 70 Когда я был настолько недалек, Что мы всего лишь речкой разделялись, Я шаг прервал и лучше видеть мог. 73 А огоньки все ближе надвигались, И, словно кистью проведены, За ними волны, крася воздух, стлались; 76 Все семь полос, отчетливо видны, Напоминали яркими цветами Лук солнца или перевязь луны. 79 Длину, всех этих стягов я глазами Не озирал; меж крайними просвет Измерился бы десятью шагами. 82 Под чудной сенью шло двенадцать чет Маститых старцев, двигаясь степенно, И каждого венчал лилейный цвет. 85 Все воспевали песнь: "Благословенна Ты в дочерях Адама, и светла Краса твоя и навсегда нетленна!" 88 Когда чреда избранная прошла И свежую траву освободила, Которою та сторона цвела, - 91 Как вслед светилам вставшие светила, Четыре зверя взор мой различил. Их лбы листва зеленая обвила; 94 У каждого - шесть оперенных крыл; Крыла - полны очей; я лишь означу, Что так смотрел бы Аргус, если б жил. 97 Чтоб начертать их облик, я не трачу Стихов, читатель; непосильно мне При щедрости исполнить всю задачу. 100 Прочти Езекииля; он вполне Их описал, от северного края Идущих в ветре, в туче и в огне. 103 Как на его листах, совсем такая Наружность их; в одной лишь из статей Я с Иоанном - крылья исчисляя. 106 Двуколая, меж четырех зверей Победная повозка возвышалась, И впряженный Грифон шел перед ней. 109 Он крылья так держал, что отделялась Срединная от трех и трех полос, И ни одна разъятьем не ломалась. 112 К вершинам крыл я тщетно взгляд вознес; Он был золототел, где он был птицей, А в остальном - как смесь лилей и роз. 115 Не то, чтоб Август равной колесницей Не тешил Рима, или Сципион, - Сам выезд Солнца был бедней сторицей, 118 Тот выезд Солнца, что упал, спален, Когда Земля взмолилася в печали И Дий творил свой праведный закон. 121 У правой ступицы, кружа, плясали Три женщины; одна - совсем ала; Ее в огне с трудом бы распознали; 124 Другая словно создана была Из плоти, даже кости, изумрудной; И третья - как недавний снег бела. 127 То белая вела их в пляске чудной, То алая, чья песнь у всех зараз То легкой поступь делала, то трудной. 130 А слева - четверо вели свой пляс, Одеты в пурпур, повинуясь ладу Одной из них, имевшей третий глаз. 133 За этим сонмищем предстали взгляду Два старца, сходных обликом благим И твердым, но несходных по наряду; 136 Так, одного питомцем бы своим Счел Гиппократ, природой сотворенный На благо самым милым ей живым; 139 Обратною заботой поглощенный, Второй сверкал столь режущим мечом, Что я глядел чрез реку, устрашенный. 142 Прошли смиренных четверо потом; И одинокий старец, вслед за ними, Ступал во сне, с провидящим челом. 145 Все семь от первых ризами своими Не отличались; но взамен лилей Венчали розы наравне с другими 148 Багряными цветами снег кудрей; Далекий взор клялся бы, что их лица Огнем пылают кверху от бровей. 151 Когда со мной равнялась колесница, Раздался гром; и, словно возбранен Был дальше ход, святая вереница 154 Остановилась позади знамен.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ

1 Когда небес верховных семизвездье, Чьей славе чужд закат или восход И мгла иная, чем вины возмездье, 4 Всем указуя должных дел черед, Как указует нижнее деснице Того, кто судно к пристани ведет, 7 Остановилось, - шедший в веренице, Перед Грифоном, праведный собор С отрадой обратился к колеснице; 10 Один, подъемля вдохновенный взор, Спел: "Veni, sponsa, de Libano, veni!" - Воззвав трикраты, и за ним весь хор. 13 Как сонм блаженных из могильной сени, Спеша, восстанет на призывный звук, В земной плоти, воскресшей для хвалений, 16 Так над небесной колесницей вдруг. Возникло сто, ad vocem tanti senis, Всевечной жизни вестников и слуг. 19 И каждый пел: "Benedictus qui venis!" И, рассыпая вверх и вкруг цветы, Звал: "Manibus о date lilia plenis!" 22 Как иногда багрянцем залиты В начале утра области востока, А небеса прекрасны и чисты, 25 И солнца лик, поднявшись невысоко, Настолько застлан мягкостью паров, Что на него спокойно смотрит око, - 28 Так в легкой туче ангельских цветов, Взлетавших и свергавшихся обвалом На дивный воз и вне его краев, 31 В венке олив, под белым покрывалом, Предстала женщина, облачена В зеленый плащ и в платье огне-алом. 34 И дух мой, - хоть умчались времена, Когда его ввергала в содроганье Одним своим присутствием она, 37 А здесь неполным было созерцанье, - Пред тайной силой, шедшей от нее, Былой любви изведал обаянье. 40 Едва в лицо ударила мое Та сила, чье, став отроком, я вскоре Разящее почуял острие, 43 Я глянул влево, - с той мольбой во взоре, С какой ребенок ищет мать свою И к ней бежит в испуге или в горе, - 46 Сказать Вергилию: "Всю кровь мою Пронизывает трепет несказанный: Следы огня былого узнаю!" 49 Но мой Вергилий в этот миг нежданный Исчез, Вергилий, мой отец и вождь, Вергилий, мне для избавленья данный. 52 Все чудеса запретных Еве рощ Омытого росой не оградили От слез, пролившихся, как черный дождь. 55 "Дант, оттого что отошел Вергилий, Не плачь, не плачь еще; не этот меч Тебе для плача жребии судили". 58 Как адмирал, чтобы людей увлечь На кораблях воинственной станицы, То с носа, то с кормы к ним держит речь, 61 Такой, над левым краем колесницы, Чуть я взглянул при имени своем, Здесь поневоле вписанном в страницы, 64 Возникшая с завешенным челом Средь ангельского празднества - стояла, Ко мне чрез реку обратясь лицом. 67 Хотя опущенное покрывало, Окружено Минервиной листвой, Ее открыто видеть не давало, 70 Но, с царственно взнесенной головой, Она промолвила, храня обличье Того, кто гнев удерживает свой: 73 "Взгляни смелей! Да, да, я - Беатриче. Как соизволил ты взойти сюда, Где обитают счастье и величье?" 76 Глаза к ручью склонил я, но когда Себя увидел, то, не молвив слова, К траве отвел их, не стерпев стыда. 79 Так мать грозна для сына молодого, Как мне она казалась в гневе том: Горька любовь, когда она сурова. 82 Она умолкла; ангелы кругом Запели: "In te, Domine, speravi", На "pedes meos" завершив псалом. 85 Как леденеет снег в живой дубраве, Когда, славонским ветром остужен, Хребет Италии сжат в мерзлом сплаве, 88 И как он сам собою поглощен, Едва дохнет земля, где гибнут тени, И кажется-то воск огнем спален, - 91 Таков был я, без слез и сокрушений, До песни тех, которые поют Вослед созвучьям вековечных сеней; 94 Но чуть я понял, что они зовут Простить меня, усердней, чем словами: "О госпожа, зачем так строг твой суд!", - 97 Лед, сердце мне сжимавший как тисками, Стал влагой и дыханьем и, томясь, Покинул грудь глазами и устами. 100 Она, все той же стороны держась На колеснице, вняв моленья эти, Так, речь начав, на них отозвалась: 103 "Вы бодрствуете в вековечном свете; Ни ночь, ни сон не затмевают вам Неутомимой поступи столетий; 106 И мой ответ скорей тому, кто там Сейчас стоит и слезы льет безгласно, И скорбь да соразмерится делам. 109 Не только силой горних кругов, властно Белящих семени дать должный плод, Чему расположенье звезд причастно, 112 Но милостью божественных щедрот, Чья дождевая туча так подъята, Что до нее наш взор не досягнет, 115 Он в новой жизни был таков когда-то, Что мог свои дары, с теченьем дней, Осуществить невиданно богато. 118 Но тем дичей земля и тем вредней, Когда в ней плевел сеять понемногу, Чем больше силы почвенной у ней. 121 Была пора, он находил подмогу В моем лице; я взором молодым Вела его на верную дорогу. 124 Но чуть я, между первым и вторым Из возрастов, от жизни отлетела, - Меня покинув, он ушел к другим. 127 Когда я к духу вознеслась от тела И силой возросла и красотой, Его душа к любимой охладела. 130 Он устремил шаги дурной стезей, К обманным благам, ложным изначала, Чьи обещанья - лишь посул пустой. 133 Напрасно я во снах к нему взывала И наяву, чтоб с ложного следа Вернуть его: он не скорбел нимало. 136 Так глубока была его беда, Что дать ему спасенье можно было Лишь зрелищем погибших навсегда. 139 И я ворота мертвых посетила, Прося, в тоске, чтобы ему помог Тот, чья рука его сюда взводила. 142 То было бы нарушить божий рок - Пройти сквозь Лету и вкусить губами Такую снедь, не заплатив оброк 145 Раскаянья, обильного слезами".

ЧИСТИЛИЩЕ

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Круг седьмой (продолжение) 16. Почтительность - к Вергилию и к Стацию, идущим впереди. 18. Жаждет услышать ответ и горит в очищающем пламени. 24. Из душ одна - Гвидо Гвиницелли (см. ст. 74 и 91). 40. Гоморра и Содом - по библейской легенде, города, спаленные богом за противоестественный разврат их обитателей. 41. Пасифая - см. прим. А., XII, 12-13. 44. Одна к пескам - Африки, другая на Рифей - к северным горам. 59. Там есть жена - дева Мария (см. А., II, 94-99). 77-78. Цезарь грешил содомией с царем Вифинии Никомедом, чем и заслужил прозвище "царицы" и насмешки во время галльского триумфа. 82-87. Наш грех, напротив, был гермафродит - то есть: "Это была любовь двух полов, но по-скотски безудержная. Поэтому, "себе в позор", мы и поминаем Пасифаю". 91. Гвидо Гвиницелли из Болоньи, поэт "ученой" школы, ближайший предшественник "doice stil nuovo" (см. прим. Ч., XXIV, 52-54). 94-99. Как сыновья кинулись к своей матери Гипсипиле (см. прим. Ч., XXII, 109-114), так и Данте кинулся бы обнять Гвидо Гвиницелли. 106. От признанья твоего. - См. ст. 55-60. 109. Клятва эта - см. ст. 103-105. 113. Пока продлится то, что ныне ново - то есть поэзия на итальянском языке, возникшая в первой половине XIII в. 115. Вот тот - провансальский поэт Арнаут (Арнальд) Даньель (ст. 142), умерший ок. 1200 г. 118. В сказах - то есть в повествовательных поэмах. 120. Лимузинец - провансальский поэт Джираутде Борнель (конца XII-начала XIII в.), уроженец Лимузинской области. 124. Гвиттон - то есть Гвиттоне д'Ареццо (см. прим. Ч., XXIV, 56). 140-147. Арнальд отвечает на провансальском языке.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Круг седьмой {окончание). - Восхождение к Земному Раю 1-5. На горе Чистилища близилась ночь, и солнце клонилось к закату, готовясь "ударить первыми лучами в те страны", где расположен Иерусалим. В этот час в Испании, где льется Эбро, небесный меридиан занят созвездием Весов, и там полночь, а над волнами Ганга- полдень (см. прим. Ч., II, 1-3; 4-6). 7. "Beati mundo corde!" {лат.) - "Блаженны чистые сердцем!" 37-39. Юноша Пирам, думая, что его возлюбленную Фисбу растерзала львица, заколол себя мечом. На зов подоспевшей Фисбы он в последний раз открыл глаза. Тутовое дерево, обрызганное кровью Пирама, налилось красным соком, и ягоды его почернели (Метам., IV, 55-166). 59. "Venite, benedicti Patris mei!" {лат.) - "Придите, благословенные отца моего!" 95. Цитерея - Венера. 97-108. Лия, символ жизни деятельной, - прообраз Мательды, которую Данте встретит в Земном Раю. Рахиль, символ жизни созерцательной, - прообраз Беатриче. 115. Тот сладкий плод - то есть истинное, высшее благо. 142. Митрой и венцом. - Данте облекается полной властью над самим собой. (Императорская корона состояла из митры, окруженной венцом.)

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Земной Рай. - Мательда 2. Господень лес - то есть Земной Рай. 20. Над взморьем Кьясси наполняя бор - сосновый лес (Pineta) на берегу Адриатического моря, к югу от Равенны. Эта местность носит название Chiassi, или Classe (от лат. classis - флот), потому что во времена императорского Рима здесь был расположен морской порт (Portus Classis) Равенны. Впоследствии море отступило к востоку. 21. Эол - царь ветров, держащий их скованными в пещере и выпускающий их по произволу. Сирокко - юго-восточный ветер. 25. Поток - Лета (см. ст. 121-133). 40. Явилась женщина. - Из уст Беатриче (Ч., XXXIII, 119) мы узнаем ее имя: Мательда. 49-51. Прозерпину (см. прим. А., IX, 38-48), дочь Юпитера и Цереры, бог преисподней Плутон похитил в тот миг, когда она собирала цветы на лугу (Метам., V, 385-401). б5-66. Венеры, уязвленной негаданно сыновнею рукой. - Венера воспылала любовью к Адонису, когда ее сын Купидон нечаянно задел ей грудь стрелой (Метам., X, 525-532). 71-72. Геллеспонт... - Ксеркс, наведя мосты, с несметным войском перешел Геллеспонт и вторгся в Грецию (в 480 г. до н. э.). Потерпев поражение, он переплыл его обратно в рыбачьей лодке, спасаясь бегством. 73-74. Леандр, герой греческой легенды, обитавший в Абидосе, на азиатском берегу Геллеспонта, по ночам переплывал пролив для свиданий с Геро, жившей в Сесте, на европейском берегу., 76. Мой смех средь этих мест - то есть посреди Земного Рая, навсегда утраченного для человечества. 81. "Delectasti" (лат.) - "Ты возвеселил [меня, господи, творением твоим...]". Мательда поясняет, что она радуется красоте Земного Рая. 82. Ты, впереди... - Данте стоит ближе к Мательде, чем сопутствующие ему Вергилий и Стаций (ст. 145-147). 85-87. Данте, помня сказанное Стацием (Ч., XXI, 46-54), удивлен, встретив воду и ветер в Земном Раю. 97-108. Согласно с Аристотелевой физикой, "влажными парами" порождаются атмосферические осадки, а "сухими парами" - ветер. Мательда поясняет, что только ниже уровня ворот Чистилища наблюдаются такого рода смуты, порождаемые паром, который "вслед за жаром", то есть под воздействием солнечного тепла поднимается от воды и от земли. На высоте Земного Рая уже нет беспорядочных ветров. Здесь ощущается только равномерный круговорот земной атмосферы с востока на запад (ср. ст. 7-12), вызываемый вращением первой тверди, то есть девятого неба, или Перводвигателя, который приводит в движение замкнутые в нем восемь небес. 121-133. Поток, текущий в Земном Раю, разделяется на два. Влево (ст. 27) струится Лета, истребляющая память о совершенных грехах; вправо - Эвноя ("добрая память"), воскрешающая в человеке воспоминание о всех его добрых делах. 141. В парнасских снах - то есть в поэтических мечтаниях. 41. Урания с хором - то есть с остальными музами. Урания (небесная) - муза небесной науки (астрономии). Данте призывает ее потому, что его предмет особенно возвышен. 43-154. Вдали, за искажающим простором... - Отсюда до окончания песни следует описание шествия торжествующей церкви, идущей навстречу раскаявшемуся грешнику. 50. Светильники. - Шествие открывается семью светильниками, которые, по Апокалипсису (гл. 4, 5), "суть семь духов божиих". 78. Лук солнца или перевязь луны - цвета радуги (лук Аполлона) или лунного кольца (перевязь Дианы). 82-83. Двенадцать чет маститых старцев - двадцать четыре книги Ветхого завета. 92. Четыре зверя - четыре Евангелия. 96. Аргус - см. прим. Ч., XXXII, 65. 100-105. Прочти Езекииля... - В книге Иезекииля (Библия) и в Апокалипсисе Иоанна описываются фантастические звери, усеянные глазами. В первом случае они четырехкрылые, а во втором - шестикрылые, как у Данте, что и оговорено в ст. 104-105. 107. Победная повозка - колесница, символизирующая христианскую церковь. 108. Грифон (лев с орлиными крыльями и орлиной головой) - символ богочеловека, Христа. 116. Сципион Африканский, победитель Ганнибала. 117-120. Сам выезд Солнца... - См. прим. А., XVII, 106-108. 121-129. Три женщины у правого колеса - три "богословские" добродетели: алая - Любовь, зеленая - Надежда, белая - Вера. 130-132. Четыре женщины у левого колеса - четыре "основные" ("естественные") добродетели (см. прим. Ч., I, 23-27). Из них у Мудрости - три глаза, которыми она озирает прошлое, настоящее и будущее. 133-141. Два старца. - Один олицетворяет "Деяния апостолов", приписываемые апостолу Луке, который по легенде был врачом и потому одет, как питомец Гиппократа (А., IV, 143). Другой - "Послания апостола Павла", аттрибутом которого считался меч. 142. Смиренных четверо - "Послания" апостолов Якова, Петра, Иоанна и Иуды. 143-144. Одинокий старец - Апокалипсис. 154. Позади знамен - то есть позади семи светильников.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Земной Рай. - Мистическая процессия 3. "Beati, auorum tecta sunt peccata!" (лат.) - "Блаженны, чьи грехи покрыты!" 27. Не захотела потерпеть покрова - покрова неведения. 28-30. Если бы Ева не нарушила запрета, человечество обитало бы в Земном Раю и Данте от рождения и до смерти вкушал бы то блаженство, которое ему сейчас открылось. 37. Сонм дев священных - музы. 40. Геликон - гора муз, где текут ключи Гиппокрена и Аганиппа, вдохновляющие поэтов.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ

Земной Рай. - Появление Беатриче 1-7. Смысл: "Когда небес верховных семизвездье (сошедшие с десятого неба семь светильников, затмеваемые только духовной мглой, последствием греха), указуя всем участникам шествия, что им надлежит делать, подобно тому как нижнее семизвездие восьмого неба (Малая Медведица с ее Полярной звездой) указует движения корабельщику,. остановилось..." 11. "Veni, sponsti, de Libano, уепг!"(лат.) - "Иди, невеста, с Ливана, иди!" 17. Ad vocem tanti senis (лат.) - при голосе столь великого старца. 17-18. Сто... вестников и слуг - множество ангелов. 19. "Benedictus qm venis!" (лат.) - "Благословен грядущий!" 21. "Manibus о date lilia plenis!" (лат.) - слегка видоизмененные слова Вергилия (Эн., VI, 883): "Дайте лилий полными горстями!" . 32. Предстала женщина - Беатриче. 53. Омытого росой - у подножия Чистилища (Ч., I, 121-129). 68. Минервиной листвой - то есть ветвями оливы (ст. 31). 74. Как соизволил ты взойти сюда. - Ироническое обращение к когда - то горделивому философу, пытавшемуся все постигнуть своим разумом. 83-84. "In te, Domine, speram" (лат.) - "На тебя, господи, уповаю". 89. Едва дохнет земля, где гибнут тени - то есть едва повеет ветер из Африки, где в полдень исчезает тень. 92-93. До песни тех - то есть пока не запели ангелы. 115. В новой жизни - то есть в своей молодости, о которой он писал в книге, озаглавленной "Новая Жизнь". 124-125. Между первым и вторым из возрастов - то есть двадцати пяти лет отроду. 126. Меня покинув, он ушел к другим - то есть был неверен Беатриче и как женщине, и как небесной мудрости, ища ответы на все свои вопросы в мудрости человеческой. 134. И наяву - то есть в видениях, о которых Данте рассказывает в "Новой Жизни" (XXXIX [XL]; XLII [XLIII]).
вперёд
в начало
назад