Данте Алигьери.
Божественная комедия
* АД *
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1 Язык, который так меня ужалил,
Что даже изменился цвет лица,
Мне сам же и лекарством язву залил;
4 Копье Ахилла и его отца
Бывало так же, слышал я, причиной
Начальных мук и доброго конца.
7 Спиной к больному рву, мы шли равниной,
Которую он поясом облег,
И слова не промолвил ни единый.
10 Ни ночь была, ни день, и я не мог
Проникнуть взором в дали окоема,
Но вскоре я услышал зычный рог,
13 Который громче был любого грома,
И я глаза навел на этот рев,
Как будто зренье было им влекомо.
16 В плачевной сече, где святых бойцов
Великий Карл утратил в оны лета,
Не так ужасен был Орландов зов.
19 И вот возник из сумрачного света
Каких-то башен вознесенный строй;
И я "Учитель, что за город это?"
22 "Ты мечешь взгляд, - сказал вожатый мой, -
Сквозь этот сумрак слишком издалека,
А это может обмануть порой.
25 Ты убедишься, приближая око,
Как, издали судя, ты был неправ;
Так подбодрись же и шагай широко".
28 И, ласково меня за руку взяв:
"Чтобы тебе их облик не был страшен,
Узнай сейчас, еще не увидав,
31 Что это - строй гигантов, а не башен;
Они стоят в колодце, вкруг жерла,
И низ их, от пупа, оградой скрашен".
34 Как, если тает облачная мгла,
Взгляд начинает различать немного
Все то, что муть туманная крала,
37 Так, с каждым шагом, ведшим нас полого
Сквозь этот плотный воздух под уклон,
Обман мой таял, и росла тревога:
40 Как башнями по кругу обнесен
Монтереджоне на своей вершине,
Так здесь, венчая круговой заслон,
43 Маячили, подобные твердыне,
Ужасные гиганты, те, кого
Дий, в небе грохоча, страшит поныне.
46 Уже я различал у одного
Лицо и грудь, живот до бедер тучных
И руки книзу вдоль боков его.
49 Спасла Природа многих злополучных,
Подобные пресекши племена,
Чтоб Марс не мог иметь таких подручных;
52 И если нераскаянна она
В слонах или китах, тут есть раскрытый
Для взора смысл, и мера здесь видна;
55 Затем что там, где властен разум, слитый
Со злобной волей и громадой сил,
Там для людей нет никакой защиты.
38 Лицом он так широк и длинен был,
Как шишка в Риме близ Петрова храма;
И весь костяк размером подходил;
61 От кромки - ноги прикрывала яма -
До лба не дотянулись бы вовек
Три фриза, стоя друг на друге прямо;
64 От места, где обычно человек
Скрепляет плащ, до бедер - тридцать клалось
Больших пядей. "Rafel mai amech
67 Izabi almi", - яростно раздалось
Из диких уст, которым искони
Нежнее петь псалмы не полагалось.
70 И вождь ему: "Ты лучше в рог звени,
Безумный дух! В него - избыток злобы
И всякой страсти из себя гони!
73 О смутный дух, ощупай шею, чтобы
Найти ремень; тогда бы ты постиг,
Что рог подвешен у твоей утробы".
76 И мне: "Он сам явил свой истый лик;
То царь Немврод, чей замысел ужасный
Виной, что в мире не один язык.
79 Довольно с нас; беседы с ним напрасны:
Как он ничьих не понял бы речей,
Так никому слова его не ясны".
82 Мы продолжали путь, свернув левей,
И, отойдя на выстрел самострела,
Нашли другого, больше и дичей.
85 Чья сила великана одолела,
Не знаю; сзади - правая рука,
А левая вдоль переда висела
88 Прикрученной, и, оплетя бока,
Цепь завивалась, по открытой части,
От шеи вниз, до пятого витка.
91 "Гордец, насильем домогаясь власти,
С верховным Дием в бой вступил, и вот, -
Сказал мой вождь, - возмездье буйной страсти.
94 То Эфиальт; он был их верховод,
Когда богов гиганты устрашали;
Теперь он рук вовек не шевельнет".
97 И я сказал учителю: "Нельзя ли,
Чтобы, каков безмерный Бриарей,
Мои глаза на опыте узнали?"
100 И он ответил: "Здесь вблизи Антей;
Он говорит, он в пропасти порока
Опустит нас, свободный от цепей.
103 А тот, тобою названный, - далеко;
Как этот - скован, и такой, как он;
Лицо лишь разве более жестоко".
106 Так мощно башня искони времен
Не содрогалась от землетрясенья,
Как Эфиальт сотрясся, разъярен.
109 Я ждал, в испуге, смертного мгновенья,
И впрямь меня убил бы страх один,
Когда бы я не видел эти звенья.
112 Мы вновь пошли, и новый исполин,
Антей, возник из темной котловины,
От чресл до шеи ростом в пять аршин.
115 "О ты, что в дебрях роковой долины, -
Где Сципион был вознесен судьбой,
Рассеяв Ганнибаловы дружины, -
118 Не счел бы львов, растерзанных тобой,
Ты, о котором говорят: таков он,
Что, если б он вел братьев в горний бой,
121 Сынам Земли венец был уготован,
Спусти нас - и не хмурь надменный взгляд -
В глубины, где Коцит морозом скован.
124 Тифей и Титий далеко стоят;
Мой спутник дар тебе вручит бесценный;
Не корчи рот, нагнись; он будет рад
127 Тебя опять прославить во вселенной;
Он жив и долгий век себе сулит,
Когда не будет призван в свет блаженный".
130 Так молвил вождь; и вот гигант спешит
Принять его в простертые ладони,
Которых крепость испытал Алкид.
133 Вергилий, ощутив себя в их лоне,
Сказал: "Стань тут", - и, чтоб мой страх исчез,
Обвил меня рукой, надежней брони.
136 Как Гаризенда, если стать под свес,
Вершину словно клонит понемногу
Навстречу туче в высоте небес,
139 Так надо мной, взиравшим сквозь тревогу,
Навис Антей, и в этот миг я знал,
Что сам не эту выбрал бы дорогу.
142 Но он легко нас опустил в провал,
Где поглощен Иуда тьмой предельной
И Люцифер. И, разогнувшись, встал,
145 Взнесясь подобно мачте корабельной.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
1 Когда б мой стих был хриплый и скрипучий,
Как требует зловещее жерло,
Куда спадают все другие кручи,
4 Мне б это крепче выжать помогло
Сок замысла; но здесь мой слог некстати,
И речь вести мне будет тяжело;
7 Ведь вовсе не из легких предприятий -
Представить образ мирового дна;
Тут не отделаешься "мамой-тятей".
10 Но помощь Муз да будет мне дана,
Как Амфиону, строившему Фивы,
Чтоб в слове сущность выразить сполна.
13 Жалчайший род, чей жребий несчастливый
И молвить трудно, лучше б на земле
Ты был овечьим стадом, нечестивый!
16 Мы оказались в преисподней мгле,
У ног гиганта, на равнине гладкой,
И я дивился шедшей вверх скале,
19 Как вдруг услышал крик: "Шагай с оглядкой!
Ведь ты почти что на головы нам,
Злосчастным братьям, наступаешь пяткой!"
22 Я увидал, взглянув по сторонам,
Что подо мною озеро, от стужи
Подобное стеклу, а не волнам.
25 В разгар зимы не облечен снаружи
Таким покровом в Австрии Дунай,
И дальний Танаис твердеет хуже;
28 Когда бы Тамбернику невзначай
Иль Пьетрапане дать сюда свалиться,
У озера не хрустнул бы и край.
31 И как лягушка выставить ловчится,
Чтобы поквакать, рыльце из пруда,
Когда ж ее страда и ночью снится,
34 Так, вмерзши до таилища стыда
И аисту под звук стуча зубами,
Синели души грешных изо льда.
37 Свое лицо они склоняли сами,
Свидетельствуя в облике таком
О стуже - ртом, о горести - глазами.
40 Взглянув окрест, я вновь поник челом
И увидал двоих, так сжатых рядом,
Что волосы их сбились в цельный ком.
43 "Вы, грудь о грудь окованные хладом, -
Сказал я, - кто вы?" Каждый шею взнес
И на меня оборотился взглядом.
46 И их глаза, набухшие от слез,
Излились влагой, и она застыла,
И веки им обледенил мороз.
49 Бревно с бревном скоба бы не скрепила
Столь прочно; и они, как два козла,
Боднулись лбами, - так их злость душила.
52 И кто-то молвил, не подняв чела,
От холода безухий: "Что такое?
Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?
55 Когда ты хочешь знать, кто эти двое:
Им завещал Альберто, их отец,
Бизенцский дол, наследье родовое.
58 Родные братья; из конца в конец
Обшарь хотя бы всю Каину, - гаже
Не вязнет в студне ни один мертвец:
61 Ни тот, которому, на зоркой страже,
Артур пронзил копьем и грудь и тень,
Ни сам Фокачча, ни вот этот даже,
64 Что головой мне застит скудный день
И прозывался Сассоль Маскерони;
В Тоскане слышали про эту тень.
67 А я, - чтоб все явить, как на ладони, -
Был Камичон де'Пацци, и я жду
Карлино для затменья беззаконий".
70 Потом я видел сотни лиц во льду,
Подобных песьим мордам; и доныне
Страх у меня к замерзшему пруду.
73 И вот, пока мы шли к той середине,
Где сходится всех тяжестей поток,
И я дрожал в темнеющей пустыне, -
76 Была то воля, случай или рок,
Не знаю, - только, меж голов ступая,
Я одному ногой ушиб висок.
79 "Ты что дерешься? - вскрикнул дух, стеная. -
Ведь не пришел же ты меня толкнуть,
За Монтаперти лишний раз отмщая?"
82 И я: "Учитель, подожди чуть-чуть;
Пусть он меня избавит от сомнений;
Потом ускорим, сколько хочешь, путь".
85 Вожатый стал; и я промолвил тени,
Которая ругалась всем дурным:
"Кто ты, к другим столь злобный средь мучений?"
88 "А сам ты кто, ступающий другим
На лица в Антеноре, - он ответил, -
Больней, чем если бы ты был живым?"
91 "Я жив, и ты бы утешенье встретил, -
Был мой ответ, - когда б из рода в род
В моих созвучьях я тебя отметил".
94 И он сказал: "Хочу наоборот.
Отстань, уйди; хитрец ты плоховатый:
Нашел, чем льстить средь ледяных болот!"
97 Вцепясь ему в затылок волосатый,
Я так сказал: "Себя ты назовешь
Иль без волос останешься, проклятый!"
100 И он в ответ: "Раз ты мне космы рвешь,
Я не скажу, не обнаружу, кто я,
Хотя б меня ты изувечил сплошь".
103 Уже, рукой в его загривке роя,
Я не одну ему повыдрал прядь,
А он глядел все книзу, громко воя.
106 Вдруг кто-то крикнул: "Бокка, брось орать!
И без того уж челюстью грохочешь.
Разлаялся! Кой черт с тобой опять?"
109 "Теперь молчи, - сказал я, - если хочешь,
Предатель гнусный! В мире свой позор
Через меня навеки ты упрочишь".
112 "Ступай, - сказал он, - врать тебе простор.
Но твой рассказ пусть в точности означит
И этого, что на язык так скор.
115 Он по французским денежкам здесь плачет.
"Дуэра, - ты расскажешь, - водворен
Там, где в прохладце грешный люд маячит"
118 А если спросят, кто еще, то вон -
Здесь Беккерия, ближе братьи прочей,
Которому нашейник рассечен;
121 Там Джанни Сольданьер потупил очи,
И Ганеллон, и Тебальделло с ним,
Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи".
124 Мы отошли, и тут глазам моим
Предстали двое, в яме леденея;
Один, как шапкой, был накрыт другим.
127 Как хлеб грызет голодный, стервенея,
Так верхний зубы нижнему вонзал
Туда, где мозг смыкаются и шея.
130 И сам Тидей не яростней глодал
Лоб Меналиппа, в час перед кончиной,
Чем этот призрак череп пожирал.
33 "Ты, одержимый злобою звериной
К тому, кого ты истерзал, жуя,
Скажи, - промолвил я, - что ей причиной.
136 И если праведна вражда твоя, -
Узнав, кто вы и чем ты так обижен,
Тебе на свете послужу и я,
139 Пока не станет мой язык недвижен".
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
1 Подняв уста от мерзостного брашна,
Он вытер свой окровавленный рот
О волосы, в которых грыз так страшно,
4 Потом сказал: "Отчаянных невзгод
Ты в скорбном сердце обновляешь бремя;
Не только речь, и мысль о них гнетет.
7 Но если слово прорастет, как семя,
Хулой врагу, которого гложу,
Я рад вещать и плакать в то же время.
10 Не знаю, кто ты, как прошел межу
Печальных стран, откуда нет возврата,
Но ты тосканец, как на слух сужу.
13 Я графом Уголино был когда-то,
Архиепископом Руджери - он;
Недаром здесь мы ближе, чем два брата.
16 Что я злодейски был им обойден,
Ему доверясь, заточен как пленник,
Потом убит, - известно испокон;
19 Но ни один не ведал современник
Про то, как смерть моя была страшна.
Внемли и знай, что сделал мой изменник.
22 В отверстье клетки - с той поры она
Голодной Башней называться стала,
И многим в ней неволя суждена -
25 Я новых лун перевидал немало,
Когда зловещий сон меня потряс,
Грядущего разверзши покрывало.
28 Он, с ловчими, - так снилось мне в тот час, -
Гнал волка и волчат от их стоянки
К холму, что Лукку заслонил от нас;
31 Усердных псиц задорил дух приманки,
А головными впереди неслись
Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки.
34 Отцу и детям было не спастись:
Охотникам досталась их потреба,
И в ребра зубы острые впились.
37 Очнувшись раньше, чем зарделось небо,
Я услыхал, как, мучимые сном,
Мои четыре сына просят хлеба.
40 Когда без слез ты слушаешь о том,
Что этим стоном сердцу возвещалось, -
Ты плакал ли когда-нибудь о чем?
43 Они проснулись; время приближалось,
Когда тюремщик пищу подает,
И мысль у всех недавним сном терзалась.
46 И вдруг я слышу - забивают вход
Ужасной башни; я глядел, застылый,
На сыновей; я чувствовал, что вот -
49 Я каменею, и стонать нет силы;
Стонали дети; Ансельмуччо мой
Спросил: "Отец, что ты так смотришь, милый?"
52 Но я не плакал; молча, как немой,
Провел весь день и ночь, пока денница
Не вышла с новым солнцем в мир земной.
55 Когда луча ничтожная частица
Проникла в скорбный склеп и я открыл,
Каков я сам, взглянув на эти лица, -
58 Себе я пальцы в муке укусил.
Им думалось, что это голод нудит
Меня кусать; и каждый, встав, просил:
61 "Отец, ешь нас, нам это легче будет;
Ты дал нам эти жалкие тела, -
Возьми их сам; так справедливость судит".
64 Но я утих, чтоб им не делать зла.
В безмолвье день, за ним другой промчался.
Зачем, земля, ты нас не пожрала!
67 Настал четвертый. Гаддо зашатался
И бросился к моим ногам, стеня:
"Отец, да помоги же!" - и скончался.
70 И я, как ты здесь смотришь на меня,
Смотрел, как трое пали Друг за другом
От пятого и до шестого дня.
73 Уже слепой, я щупал их с испугом,
Два дня звал мертвых с воплями тоски;
Но злей, чем горе, голод был недугом".
76 Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,
Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая
Как у собаки крепкие клыки.
79 О Пиза, стыд пленительного края,
Где раздается si! Коль медлит суд
Твоих соседей, - пусть, тебя карая,
82 Капрара и Горгона с мест сойдут
И устье Арно заградят заставой,
Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!
85 Как ни был бы ославлен темной славой
Граф Уголлино, замки уступив, -
За что детей вести на крест неправый!
88 Невинны были, о исчадье Фив,
И Угуччоне с молодым Бригатой,
И те, кого я назвал, в песнь вложив.
91 Мы шли вперед равниною покатой
Туда, где, лежа навзничь, грешный род
Терзается, жестоким льдом зажатый.
94 Там самый плач им плакать не дает,
И боль, прорвать не в силах покрывала,
К сугубой муке снова внутрь идет;
97 Затем что слезы с самого начала,
В подбровной накопляясь глубине,
Твердеют, как хрустальные забрала.
100 И в этот час, хоть и казалось мне,
Что все мое лицо, и лоб, и веки
От холода бесчувственны вполне,
103 Я ощутил как будто ветер некий.
"Учитель, - я спросил, - чем он рожден?
Ведь всякий пар угашен здесь навеки".
106 И вождь: "Ты вскоре будешь приведен
В то место, где, узрев ответ воочью,
Постигнешь сам, чем воздух возмущен".
109 Один из тех, кто скован льдом и ночью,
Вскричал: "О души, злые до того,
Что вас послали прямо к средоточью,
112 Снимите гнет со взгляда моего,
Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою,
Пока мороз не затянул его".
115 И я в ответ: "Тебе я взор открою,
Но назовись; и если я солгал,
Пусть окажусь под ледяной корою!"
118 "Я - инок Альбериго, - он сказал, -
Тот, что плоды растил на злое дело
И здесь на финик смокву променял".
121 "Ты разве умер?" - с уст моих слетело.
И он в ответ: "Мне ведать не дано,
Как здравствует мое земное тело.
124 Здесь, в Толомее, так заведено,
Что часто души, раньше, чем сразила
Их Атропос, уже летят на дно.
127 И чтоб тебе еще приятней было
Снять у меня стеклянный полог с глаз,
Знай, что, едва предательство свершила,
130 Как я, душа, вселяется тотчас
Ей в тело бес, и в нем он остается,
Доколе срок для плоти не угас.
133 Душа катится вниз, на дно колодца.
Еще, быть может, к мертвым не причли
И ту, что там за мной о г стужи жмется.
136 Ты это должен знать, раз ты с земли:
Он звался Бранка д'Орья; наша братья
С ним свыклась, годы вместе провели".
139 "Что это правда, мало вероятья, -
Сказал я. - Бранка д'Орья жив, здоров,
Он ест, и пьет, и спит, и носит платья".
142 И дух в ответ: "В смолой кипящий ров
Еще Микеле Цанке не направил,
С землею разлучась, своих шагов,
145 Как этот беса во плоти оставил
Взамен себя, с сородичем одним,
С которым вместе он себя прославил.
148 Но руку протяни к глазам моим,
Открой мне их!" И я рукой не двинул,
И было доблестью быть подлым с ним.
151 О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул
Последний стыд и все осквернено,
Зачем ваш род еще с земли не сгинул?
154 С гнуснейшим из романцев заодно
Я встретил одного из вас, который
Душой в Коците погружен давно,
157 А телом здесь обманывает взоры.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1 Vexma regis prodeunt inferni
Навстречу нам, - сказал учитель. - Вот,
Смотри, уже он виден в этой черни".
4 Когда на нашем небе ночь встает
Или в тумане меркнет ясность взгляда,
Так мельница вдали крылами бьет,
7 Как здесь во мгле встававшая громада.
Я хоронился за вождем, как мог,
Чтобы от ветра мне была пощада.
10 Мы были там, - мне страшно этих строк, -
Где тени в недрах ледяного слоя
Сквозят глубоко, как в стекле сучок.
13 Одни лежат; другие вмерзли стоя,
Кто вверх, кто книзу головой застыв;
А кто - дугой, лицо ступнями кроя.
16 В безмолвии дальнейший путь свершив
И пожелав, чтобы мой взгляд окинул
Того, кто был когда-то так красив,
19 Учитель мой вперед меня подвинул,
Сказав: "Вот Дит, вот мы пришли туда,
Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул".
22 Как холоден и слаб я стал тогда,
Не спрашивай, читатель; речь - убоже;
Писать о том не стоит и труда.
25 Я не был мертв, и жив я не был тоже;
А рассудить ты можешь и один:
Ни тем, ни этим быть - с чем это схоже.
28 Мучительной державы властелин
Грудь изо льда вздымал наполовину;
И мне по росту ближе исполин,
31 Чем руки Люцифера исполину;
По этой части ты бы сам расчел,
Каков он весь, ушедший телом в льдину.
34 О, если вежды он к Творцу возвел
И был так дивен, как теперь ужасен,
Он, истинно, первопричина зол!
37 И я от изумленья стал безгласен,
Когда увидел три лица на нем;
Одно - над грудью; цвет его был красен;
40 А над одним и над другим плечом
Два смежных с этим в стороны грозило,
Смыкаясь на затылке под хохлом.
43 Лицо направо - бело-желтым было;
Окраска же у левого была,
Как у пришедших с водопадов Нила.
46 Росло под каждым два больших крыла,
Как должно птице, столь великой в мире;
Таких ветрил и мачта не несла.
49 Без перьев, вид у них был нетопырий;
Он ими веял, движа рамена,
И гнал три ветра вдоль по темной шири,
52 Струи Коцита леденя до дна.
Шесть глаз точило слезы, и стекала
Из трех пастей кровавая слюна.
55 Они все три терзали, как трепала,
По грешнику; так, с каждой стороны
По одному, в них трое изнывало.
58 Переднему не зубы так страшны,
Как ногти были, все одну и ту же
Сдирающие кожу со спины.
61 "Тот, наверху, страдающий всех хуже, -
Промолвил вождь, - Иуда Искарьот;
Внутрь головой и пятками наруже.
64 А эти - видишь - головой вперед:
Вот Брут, свисающий из черной пасти;
Он корчится - и губ не разомкнет!
67 Напротив - Кассий, телом коренастей.
Но наступает ночь; пора и в путь;
Ты видел все, что было в нашей власти".
70 Велев себя вкруг шеи обомкнуть
И выбрав миг и место, мой вожатый,
Как только крылья обнажили грудь,
73 Приблизился, вцепился в стан косматый
И стал спускаться вниз, с клока на клок,
Меж корок льда и грудью волосатой.
76 Когда мы пробирались там, где бок,
Загнув к бедру, дает уклон пологий,
Вождь, тяжело дыша, с усильем лег
79 Челом туда, где прежде были ноги,
И стал по шерсти подыматься ввысь,
Я думал - вспять, по той же вновь дороге.
82 Учитель молвил: "Крепче ухватись, -
И он дышал, как человек усталый. -
Вот путь, чтоб нам из бездны зла спастись".
85 Он в толще скал проник сквозь отступ малый.
Помог мне сесть на край, потом ко мне
Уверенно перешагнул на скалы.
88 Я ждал, глаза подъемля к Сатане,
Что он такой, как я его покинул,
А он торчал ногами к вышине.
91 И что за трепет на меня нахлынул,
Пусть судят те, кто, слыша мой рассказ,
Не угадал, какой рубеж я минул.
94 "Встань, - вождь промолвил. - Ожидает нас
Немалый путь, и нелегка дорога,
А солнце входит во второй свой час".
97 Мы были с ним не посреди чертога;
То был, верней, естественный подвал,
С неровным дном, и свет мерцал убого.
100 "Учитель, - молвил я, как только встал, -
Пока мы здесь, на глубине безвестной,
Скажи, чтоб я в сомненьях не блуждал:
103 Где лед? Зачем вот этот в яме тесной
Торчит стремглав? И как уже пройден
От ночи к утру солнцем путь небесный?"
106 "Ты думал - мы, как прежде, - молвил он, -
За средоточьем, там, где я вцепился
В руно червя, которым мир пронзен?
109 Спускаясь вниз, ты там и находился;
Но я в той точке сделал поворот,
Где гнет всех грузов отовсюду слился;
112 И над тобой теперь небесный свод,
Обратный своду, что взнесен навеки
Над сушей и под сенью чьих высот
115 Угасла жизнь в безгрешном Человеке;
Тебя держащий каменный настил
Есть малый круг, обратный лик Джудекки.
118 Тут - день встает, там - вечер наступил;
А этот вот, чья лестница мохната,
Все так же воткнут, как и прежде был.
121 Сюда с небес вонзился он когда-то;
Земля, что раньше наверху цвела,
Застлалась морем, ужасом объята,
124 И в наше полушарье перешла;
И здесь, быть может, вверх горой скакнула,
И он остался в пустоте дупла".
127 Там место есть, вдали от Вельзевула,
Насколько стены склепа вдаль ведут;
Оно приметно только из-за гула
130 Ручья, который вытекает тут,
Пробившись через камень, им точимый;
Он вьется сверху, и наклон не крут.
133 Мой вождь и я на этот путь незримый
Ступили, чтоб вернуться в ясный свет,
И двигались все вверх, неутомимы,
136 Он - впереди, а я ему вослед,
Пока моих очей не озарила
Краса небес в зияющий просвет;
139 И здесь мы вышли вновь узреть светила.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Колодец гигантов
1-3. Язык Вергилия, ужаливший Данте упреком и вызвавший на его лице
краску стыда, сам же исцелил его душевную рану утешением
4-6. Копье Ахилла, унаследованное им от его отца Пелея, наносило раны,
которые могли быть исцелены только вторичным ударом того же копья.
7. Мы шли равниной - отделяющей десятый ров Злых Щелей от центрального
колодца (см. прим. А., XVIII, 1-18).
16-18. В плачевной сече... - Старофранцузская "Песнь о Роланде"
рассказывает, что, когда Великий Карл возвращался из похода в Испанию, его
племянник Роланд (Орланд) подвергся в Ронсевальской долине нападению
сарацинских полчищ. Зовя на помощь, Роланд с такою силой затрубил в рог, что
у него лопнули жилы на висках. Карл услышал его далеко за горами, но было
уже поздно.
41. Монтереджоне - замок в Сьенской области. Он стоит на холме, и стена
его была увенчана четырнадцатью башнями.
44-45. Гиганты (греч. миф.), пытавшиеся приступом взять небо и
низвергнутые молниями Дня (Зевса).
46-81. Уже я различал у одного... - Это Немврод (ст. 77) из библейской
легенды, царствовавший в земле Сеннаар, который замыслил построить башню до
небес, что привело к смещению прежде единого языка, и люди перестали
понимать речь друг друга (Ч., XII, 34-36). Данте уделяет ему участь
богоборцев-гигантов.
59. Шишка в Риме близ Петрова храма - сосновая шишка, отлитая из
бронзы, высотою около четырех метров, снятая с мавзолея Адриана и во времена
Данте стоявшая перед базиликой святого Петра.
63. Три фриза. - Фризы (германское племя, обитавшее на побережье
Северного моря) считались в средние века самым рослым из народов земли.
70-75. Ты лучше в рог звени... - В Библии Немврод назван звероловом.
Звук его рога и слышал Данте на пути к колодцу.
94. Эфиальт - исполин, вместе со своим братом Отом пытавшийся взять
приступом небо.
98. Бриарей - гигант, сраженный молнией Зевса (Ч., XII, 28-30).
Вергилий изображает его в "Энеиде" (X, 565-568) сторуким исполином; здесь же
(ст. 103-105) он описывает его похожим на человекообразного Эфиальта.
113-121. Антей - сын Посейдона и Геи (Земли), обитавший (Лукан,
"Фарсалия", IV, 583-660) в пещере, в Баградской долине, близ Замы. Он
питался мясом пойманных им львов. Прикосновение к матери-Земле наделяло его
новой силой, но Геракл (Алкид, ст. 132) одолел его, приподняв и сдавив
насмерть. Во Флегрейской битве гигантов с богами (А., XIV, 58 и прим.) Антей
не участвовал, потому что родился позже. Чтобы задобрить его, Вергилий
говорит, что если бы в этом бою участвовал Антей, то его братья-гиганты,
сыны Земли, одержали бы победу над богами.
124. Чудовище Тифей (или Тифон) пытался одолеть Зевса, но был сброшен в
преисподнюю и накрыт горою Этною, откуда, лежа, связанный, он изрыгает пламя
(Метам., V, 346-358). Гигант Титий, оскорбивший Латону, пал от молнии Зевса
или от стрел Аполлона и Артемиды-Дианы.
136. Гаризенда - наклонная башня в Болонье. Когда облака бегут
навстречу ее наклону, то глядящему снизу кажется, что башня падает на него.
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Круг девятый. - Коцит. - Обманувшие доверившихся. - Первый пояс
(Каина). - Предатели родных. - Второй пояс (Антенора) - Предатели
родины и единомышленников
11. Амфион (греч. миф.), воцарясь в Фивах, окружил стеною нижний город,
причем камни под звуки его лиры сами спускались с горы и ложились один на
другой.
16. Мы оказались... - Дном колодца, охраняемого гигантами, служит
ледяное озеро Коцит, в котором караются обманувшие доверившихся, то есть
предатели (см. прим. А., XI, 16-66). Это последний круг Ада, разделенный,
без видимых границ, на четыре концентрических пояса. Первый пояс называется
Каина (ст. 59), по имени Каина-братоубийцы. Здесь казнятся предатели родных.
Они по шею погружены в лед, и лица их обращены книзу. Описанию Каины
посвящены стихи 16-69.
21. Злосчастным братьям - двум братьям, графам Мангона (ст. 41), или,
быть может, вообще казнимым здесь грешникам.
27. Танаис - греческое название реки Дона.
28. Тамберник (другое чтение - Таберник) - название горы. Старые
комментаторы указывают, что она находится в Славонии. Быть может, это Фрушка
Гора близ города Товарника.
29. Пьетрапана (ныне Пания) - наиболее высокая гора в Апуанских Альпах,
между реками Серкьо и Магра, в Тоскане.
34. Таилище стыда - лицо, где проступает краска стыда.
41. И увидал двоих - то есть тех "Злосчастных братьев", один из которых
только что окликнул Данте (ст. 21). Это, как сообщает (ст. 55-60) их сосед,
- братья Алессандро и Наполеоне дельи Альберти, графы Мангона, сыновья
Алъберто (ст. 56), владевшие в конце XIII в замками в долине реки Бизенцьо
(ст. 57), впадающей в Арно. Взаимная вражда довела их до того, что они убили
друг друга.
52. И кто - то молвил. - Это Камичон де'Пацци (ст. 67-68).
61-62. Ни тот, которому... - Как повествует роман о Ланчелоте (А., V,
128 и прим.), король Артур, узнав о предательстве своего внебрачного сына
Мордрека, пронзил его копьем насквозь, так что через рану проник солнечный
луч и самая тень его оказалась пронзенной. Умирая, Мордрек успел смертельно
ранить Артура.
63. Фокачча деи Канчельери, пистойец, предательски убил двух своих
родственников.
65-66. Сассоль Маскерони, флорентиец, убил своего племянника, чтобы
завладеть наследством. Убийцу прокатили в бочке, утыканной гвоздями, и
обезглавили. Об этом говорили по всей Тоскане.
68. Камичон де'Пацци-Альберто Камичоне, предательски убил своего
родственника, объезжая с ним верхом их общие владения.
69. Карлино-Карлино де'Пацци, родственник Камичоне. Когда в 1302 г.
флорентийские Черные осадили замок Пьянтравинье, где еще держались изгнанные
из Флоренции Белые, Карлино за деньги предал замок в руки Черных, причем
многие Белые были убиты, в том числе два его родственника.
70. Потом я видел сотни лиц... - Здесь начинается второй пояс девятого
круга - Антенора (ст. 89), где казнятся предатели родины и единомышленников.
Они, как и грешники Каины, вмерзли в лед по шею, и лица их также обращены
книзу (ср. ст. 105), но еще более обезображены холодом (ср. ст. 70-72). Этот
пояс назван по имени троянского вождя Антенора, которого послегомеровское
предание изображало изменником.
73-74. К той середине, где сходится всех тяжестей поток - то есть к
средоточию Ада, центру вселенной, на который она давит всей своей тяжестью
(ср. А., XXXIV, 111; P., XXIX, 57).
76. Была то воля - то есть божья воля.
78-81. Я одному ногой ушиб висок. - Это Бокка дельи Абати (ст. 106). В
бою при Монтаперти (см. прим. А., X, 32-51) Бокка, предатель-гвельф, отрубил
руку знаменосцу флорентийской конницы, что привело к замешательству в рядах
гвельфов и к их разгрому.
116. Дуэра - Буозо да Дуэра. В 1265 г. гибеллинская лига поручила ему
преградить около Пармы дорогу французскому войску, которое шло в Рим к Карлу
Анжуйскому, готовившемуся воевать с Манфредом (см. прим. Ч., III, 112-113).
Но Дуэра, подкупленный "французскими денежками" (ст. 115) и сверх того
присвоив себе деньги, полученные им от Манфреда, пропустил французов на юг.
119. Беккерия - Тезауро деи Беккерия, папский легат (посол) во
Флоренции. После изгнания гибеллинов в 1258 г. (см. прим. А., X, 32-51)
флорентийские гвельфы обвинили его в намерении предать город в руки
гибеллинов и обезглавили его.
120. Нашейник - часть лат. Здесь в смысле: шея.
121. Джанни Сольданьер - знатный флорентиец, гибеллин. В 1266 г. он
изменил своим единомышленникам и возглавил движение, приведшее к торжеству
гвельфов.
122. Ганеллон - рыцарь - предатель, по вине которого Роланд погиб со
всем своим войском (А., XXXI, 16-18 и прим.). Тебальделло деи Дзамбрази,
фаэнтинец. В 1280 г. кто-то из болонских гибеллинов, нашедших убежище в
гибеллинской Фаэнце, похитил у Тебальделло двух свиней. Чтобы отомстить
своим обидчикам, Тебальделло передал слепок городских ключей болонским
гвельфам, и те ночью проникли в город и устроили в нем погром.
130-131. Тидей (греч. миф.) - один из семи царей, осаждавших Фивы.
Смертельно раненный Меналиппом (Меланиппом), он нашел в себе силы убить его,
потребовал, чтобы ему принесли его голову, и яростно вцепился в нее зубами
(Стаций, Фиваида, VIII, 717-767).
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Круг девятый - Второй пояс (Антенора). - Предатели родины и
единомышленников (окончание). - Третий пояс (Толомея). - Предатели друзей
и сотрапезников
13-14. Уголино делла Герардеска, граф Доноратико, стоявший во главе
Пизанской республики. В 1285 г. он разделил власть со своим внуком Нино
Висконти (см. прим. Ч., VIII, 53), но вскоре между ними возник раздор. Этим
воспользовались его враги, руководимые архиепископом Руджери дельи
Убальдини, который, под личиной дружбы с Уголино и обещая ему содействие в
борьбе с Нино, тайно вел интригу претив обоих. В 1288 г. он принудил Нино
покинуть Пизу, а против Уголино поднял народный мятеж, обвиняя его в
государственной измене. Уголино вместе с двумя сыновьями и двумя внуками был
заточен в башню, где их затем уморили голодом (в мае 1289 г.). Руджери был
провозглашен правителем республики, но вскоре смещен. Он умер в 1295 г.
28-31. Он - Руджери; волк и волчата - Уголино с детьми; псицы -
пизанцы.
33. Гваланди, Сисмонди и Ланфранки - деятельные сторонники архиепископа
Руджери.
39. Мои четыре сына. - Хотя у Данте все четверо названы сыновьями
Уголино, в действительности он был заточен вместе с двумя младшими своими
сыновьями (Гаддо и Угуччоне) и двумя младшими внуками (Нино, по прозвищу
Бригата, и Ансельмуччо), детьми его старшего сына Гвельфо.
45. И мысль у всех недавним сном терзалась - потому что каждому
приснился дурной сон.
75. Но злей, чем горе, голод был недугом. - Смысл: "горе не убило меня,
убил голод".
80. Где раздается si - то есть где произносят по-итальянски слово "да",
которое Данте кладет в основу своей классификации романских языков, называя
итальянский язык языком si.
82-83. Капрара (Капрайя) и Горгона - острова в Тирренском море, куда
впадает Арно, в низовье которого стоит Пиза.
86. Замки уступив. - Чтобы предотвратить разгром Пизы гвельфской
коалицией, Уголино уступил три замка Флоренции и пять замков Лукке. За это
сторонники Руджери объявили его изменником (см. прим. 13-14). По-видимому,
Данте не видит здесь предательства и помещает Уголино в Антенору за его
борьбу с Нино Висконти, расценивая это стремление к единовластию как измену
интересам родины. Казнь Руджери вдвойне страшна, потому что этот предатель
родины предал и своего сообщника.
88. Исчадье Фив - то есть Пиза, основанная, по преданию, выходцами из
Фив и, подобно Фивам, омраченная распрями своих владык.
90. И те, кого я назвал - Ансельмуччо (ст. 50) и Гаддо (ст. 67).
91. Мы шли вперед... - Поэты вступили в третий пояс девятого круга -
Толомею (ст. 124). Здесь караются предатели друзей и сотрапезников. Они
вмерзли в лед, лежа навзничь. Свое название этот круг получил от имени
Птолемея, наместника в Иерихоне, который, пригласив к себе своего тестя,
князя-первосвященника Иудеи, и двух его сыновей, вероломно убил их на пиру
(135 г. до н. э.).
105. Ведь всякий пар угашен здесь навеки. - В средние века причиной
ветра считали нагревание паров солнечными лучами.
118-119. Инок Альбериго - Альбериго деи Манфреди, член ордена
братьев-гаудентов (см. прим. А., XXIII, 103), один из гвельфских главарей
Фаэнцы. Однажды его родственник Манфредо дал ему пощечину. Альбериго в знак
примирения пригласил его к себе на пир. В конце пира он воскликнул: "Подайте
фрукты!", - и по этому знаку его сын и брат вместе с наемными убийцами
набросились на Манфредо и его малолетнего сына и закололи их. Это случилось
в 1285 г. "Фрукты брата Альбериго" вошли в поговорку.
120. И здесь на финик смокву променял. - Насколько привозной финик
более изысканный плод, чем обычная смоква, настолько вечная мука Альбериго
страшнее той краткой смертной муки, которую он причинил своим родичам.
121. Ты разве умер? - Данте удивлен, встретив в Аду Альбериго, который
весной 1300 г. был еще жив.
126. Атропос - см. прим. Ч., XXI, 25.
137. Бранка д'Орья - см. прим. А., XXII, 88-89.
142-147. В смолой кипящий ров... - Душа Бранка д'Орья оказалась в
ледяном озере еще раньше, чем душа убитого им на пиру Микеле Цанке (А.,
XXII, 88) направилась в смоляной ров, где казнятся мздоимцы (А., XXI-XXII).
В теле Бранка д'Орья дьявол занял место души, как только она замыслила
вероломное убийство. Та же участь постигла его сородича, соучастника
преступления.
154. С гнуснейшим из романцев - то есть с Альбериго деи Манфреди (ст.
118) из Фаэнцы в Романье.
155. Одного из вас - то есть Бранка д'Орья (ст. 137).
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Круг девятый. - Четвертый пояс (Джудекка). - Предатгели благодетелей. -
Люцифер. - Три пасти Люцифера. - Предатели величества божеского и
человеческого. - Центр вселенной. - Восхождение к южному полушарию
1. Vexilla regis prodeunt infemi. - К латинским словам церковного гимна
"Vexilla regis prodeunt" ("Близятся знамена царя") Вергилий, добавляет
"inferni" ("Ада"), разумея под этими знаменами шесть крыльев Люцифера, уже
возникшие перед ними во мгле.
10-15. Мы были там... - Поэты вступили в последний, четвертый пояс или,
точнее, в центральный диск девятого круга Ада, Джудекку (ст. 117), названный
так по имени апостола Иуды, который предал Христа. Здесь казнятся предатели
своих благодетелей. Они вмерзли в недра ледяного слоя.
20. Дит - Люцифер (см. прим. А., VIII, 68), по грудь возвышающийся изо
льда (ст. 29) в самом центре Джудекки. Сочетая данные библейского мифа о
восстании ангелов с построениями собственной фантазии, Данте по-своему
рисует судьбу и облик Люцифера: некогда прекраснейший из ангелов (ст. 18,
35), он возглавил их мятеж против бога и вместе с ними был свергнут с небес
в недра Земли, в средоточие вселенной. Превратясь в чудовищного Дьявола, он
стал властелином Ада. Так в мире возникло зло (ст. 36).
34. Если вежды он к Творцу возвел. - То есть если он дерзостно взглянул
на бога.
45. Как у пришедших с водопадов Нила - то есть как у чернокожих
эфиопов.
55-56. Они все три терзали... по грешнику. - В трех пастях Люцифера
казнятся те, чей грех, по мысли Данте, ужаснее всех остальных: предатели
величества божеского (Иуда, ст. 62) и величества человеческого (Брут, ст.
65, и Кассий, ст. 67), то есть тех двух властей, которые, согласно его
доктрине, должны совместно (в лице первосвященника и в лице императора)
вести человечество к блаженству вечному и к блаженству земному ("Монархия",
III, 16 [15]).
65-67. Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин - поборники республики,
убившие (в 44 г. до н. э.) Юлия Цезаря, основоположника Римской империи.
68. Наступает ночь. - На земле снова наступает ночь.
76-81. Когда мы пробирались... - Спустившись до поясницы Люцифера,
которая приходится в центре Земли, Вергилий перевернулся головою вниз и
начал, уже в пределах южного полушария, подъем головою вверх к земной
поверхности. Данте же показалось, что Вергилий повернул вспять, в сторону
Коцита.
85-87. Он в толще скал... - Голени Люцифера, зажатого в каменное дно
Джудекки (ст. 116-117), окружены пещерой (ст. 97-99). Сюда, карабкаясь по
его шерсти, Вергилий вынес Данте и помог ему сесть па край отверстия, из
которого торчат ноги Люцифера, после чего сам перешагнул па скалы, то есть
ступил на дно пещеры.
96. Солнце входит во второй свой час. - В южном полушарии уже утро.
112-115. Смысл: "И над тобой теперь южный небосвод, осеняющий безлюдное
море, посредине которого возвышается остров Чистилища, и противоположный
северному небосводу, осеняющему обитаемую сушу, посредине которой стоит
Иерусалим, где угасла жизнь в безгрешном Человеке, то есть в Христе".
121-126. Сюда с небес вонзился он когда-то... - Данте вполне
самостоятельно перерабатывает и дополняет библейский миф о падении Люцифера.
Этой мистической катастрофой он объясняет ту архитектонику преисподней и
горы Чистилища, которая лежит в основе его поэмы. По мнению Данте, Люцифер,
свергнутый с небес, вонзился в южное полушарие Земли и застрял в ее центре,
средоточии вселенной. Земля, то есть суша, прежде выступавшая на поверхности
южного полушария, застлалась морем, в ужасе уклоняясь от соприкосновения с
Люцифером, скрылась под водой и выступила из волн в нашем, северном
полушарии. Быть может, продолжает Вергилий, здесь, где теперь имеются пещера
и ведущий от нее "незримый путь" (ст. 133) к земной поверхности, земля,
отшатнувшись от Сатаны, скакнула вверх, образовав гору Чистилища,
приходящуюся как раз над его ступнями, и он остался в пустоте дупла. Тогда
же в северном полушарии, вокруг головы Люцифера, расступившаяся земля
образовала воронкообразную пропасть Ада.
127-138. Там место есть... - В глубине пещеры, окружающей Вельзевула
(одно из имен Люцифера), есть место, где вытекает ручей, вдоль которого,
следуя путем незримым, то есть в полной тьме, поэты начинают восхождение к
поверхности южного полушария. По-видимому, этот ручей уносит в преисподнюю
воды Леты, стекающие сюда с вершины Чистилища.
139. Словом "светила" (stelle - звезды) заканчивается каждая из трех
кантик "Божественной Комедии".
в начало
назад