«Божественная комедия» Э.Делакруа ( XIX в. ). Данте и Вергилий в Аду.
Париж, Лувр
* АД *
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
1 Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
4 Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
10 Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
13 Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
16 Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
19 Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
22 И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
25 Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.
28 Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошел, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
31 И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.
34 Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.
37 Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звезды вновь,
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
40 Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь
43 При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
46 Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
49 И с ним волчица, чье худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несет;
Немало душ из-за нее скорбело.
52 Меня сковал такой тяжелый гнет,
Перед ее стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
55 И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам,
58 Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуемной
Туда теснимый, где лучи молчат.
61 Пока к долине я свергался темной,
Какой-то муж явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный.
64 Его узрев среди пустыни той:
"Спаси, - воззвал я голосом унылым, -
Будь призрак ты, будь человек живой!"
67 Он отвечал: "Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя была их краем милым.
70 Рожден sub Julio, хоть в поздний год,
Я в Риме жил под Августовой сенью,
Когда еще кумиры чтил народ.
73 Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью.
76 Но что же к муке ты спешишь назад?
Что не восходишь к выси озаренной,
Началу и причине всех отрад?"
79 "Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? -
Ответил я, склоняя лик смущенный. -
82 О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли!
85 Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.
88 Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!"
91 "Ты должен выбрать новую дорогу, -
Он отвечал мне, увидав мой страх, -
И к дикому не возвращаться логу;
94 Волчица, от которой ты в слезах,
Всех восходящих гонит, утесняя,
И убивает на своих путях;
97 Она такая лютая и злая,
Что ненасытно будет голодна,
Вслед за едой еще сильней алкая.
100 Со всяческою тварью случена,
Она премногих соблазнит, но славный
Нагрянет Пес, и кончится она.
103 Не прах земной и не металл двусплавный,
А честь, любовь и мудрость он вкусит,
Меж войлоком и войлоком державный.
106 Италии он будет верный щит,
Той, для которой умерла Камилла,
И Эвриал, и Турн, и Нис убит.
109 Свой бег волчица где бы ни стремила,
Ее, нагнав, он заточит в Аду,
Откуда зависть хищницу взманила.
112 И я тебе скажу в свою чреду:
Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу,
115 И ты услышишь вопли исступленья
И древних духов, бедствующих там,
О новой смерти тщетные моленья;
117 Потом увидишь тех, кто чужд скорбям
Среди огня, в надежде приобщиться
Когда-нибудь к блаженным племенам.
121 Но если выше ты захочешь взвиться,
Тебя душа достойнейшая ждет:
С ней ты пойдешь, а мы должны проститься;
124 Царь горних высей, возбраняя вход
В свой город мне, врагу его устава,
Тех не впускает, кто со мной идет.
127 Он всюду царь, но там его держава;
Там град его, и там его престол;
Блажен, кому открыта эта слава!"
130 "О мой поэт, - ему я речь повел, -
Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушел,
133 Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал".
136 Он двинулся, и я ему вослед.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
1 День уходил, и неба воздух темный
Земные твари уводил ко сну
От их трудов; лишь я один, бездомный,
4 Приготовлялся выдержать войну
И с тягостным путем, и с состраданьем,
Которую неложно вспомяну.
7 О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!
О благородный разум, гений свой
Запечатлей моим повествованьем!
10 Я начал так: "Поэт, вожатый мой,
Достаточно ли мощный я свершитель,
Чтобы меня на подвиг звать такой?
13 Ты говоришь, что Сильвиев родитель,
Еще плотских не отрешась оков,
Сходил живым в бессмертную обитель.
16 Но если поборатель всех грехов
К нему был благ, то, рассудив о славе
Его судеб, и кто он, и каков,
19 Его почесть достойным всякий вправе:
Он, избран в небе света и добра,
Стал предком Риму и его державе,
22 А тот и та, когда пришла пора,
Святой престол воздвигли в мире этом
Преемнику верховного Петра.
25 Он на своем пути, тобой воспетом,
Был вдохновлен свершить победный труд,
И папский посох ныне правит светом.
28 Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,
Дабы другие укрепились в вере,
Которою к спасению идут.
31 А я? На чьем я оснуюсь примере?
Я не апостол Павел, не Эней,
Я не достоин ни в малейшей мере.
34 И если я сойду в страну теней,
Боюсь, безумен буду я, не боле.
Ты мудр; ты видишь это все ясней".
37 И словно тот, кто, чужд недавней воле
И, передумав в тайной глубине,
Бросает то, что замышлял дотоле,
40 Таков был я на темной крутизне,
И мысль, меня прельстившую сначала,
Я, поразмыслив, истребил во мне.
43 "Когда правдиво речь твоя звучала,
Ты дал смутиться духу своему, -
Возвышенная тень мне отвечала. -
46 Нельзя, чтоб страх повелевал уму;
Иначе мы отходим от свершений,
Как зверь, когда мерещится ему.
49 Чтоб разрешить тебя от опасений,
Скажу тебе, как я узнал о том,
Что ты моих достоин сожалений.
52 Из сонма тех, кто меж добром и злом,
Я женщиной был призван столь прекрасной,
Что обязался ей служить во всем.
55 Был взор ее звезде подобен ясной;
Ее рассказ струился не спеша,
Как ангельские речи, сладкогласный:
58 О, мантуанца чистая душа,
Чья слава целый мир объемлет кругом
И не исчезнет, вечно в нем дыша,
61 Мой друг, который счастью не был другом,
В пустыне горной верный путь обресть
Отчаялся и оттеснен испугом.
64 Такую в небе слышала я весть;
Боюсь, не поздно ль я помочь готова,
И бедствия он мог не перенесть.
67 Иди к нему и, красотою слова
И всем, чем только можно, пособя,
Спаси его, и я утешусь снова.
70 Я Беатриче, та, кто шлет тебя;
Меня сюда из милого мне края
Свела любовь; я говорю любя.
73 Тебя не раз, хваля и величая,
Пред господом мой голос назовет.
Я начал так, умолкшей отвечая:
76 "Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод,
79 Тебе служить - такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье.
82 Но как без страха сходишь ты во тьму
Земного недра, алча вновь подняться
К высокому простору твоему?"
85 "Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, - был ее ответ, -
Зачем сюда не страшно мне спускаться.
88 Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет.
91 Меня такою создал царь вселенной,
Что вашей мукой я не смущена
И в это пламя нисхожу нетленной.
94 Есть в небе благодатная жена;
Скорбя о том, кто страждет так сурово,
Судью склонила к милости она.
97 Потом к Лючии обратила слово
И молвила: - Твой верный - в путах зла,
Пошли ему пособника благого. -
100 Лючия, враг жестоких, подошла
Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью,
Сказать: - Господня чистая хвала,
103 О Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью.
106 Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе? -
109 Никто поспешней не бежал от горя
И не стремился к радости быстрей,
Чем я, такому слову сердцем вторя,
112 Сошла сюда с блаженных ступеней,
Твоей вверяясь речи достохвальной,
Дарящей честь тебе и внявшим ей".
115 Так молвила, и взор ее печальный,
Вверх обратясь, сквозь слезы мне светил
И торопил меня к дороге дальней.
118 Покорный ей, к тебе я поспешил;
От зверя спас тебя, когда к вершине
Короткий путь тебе он преградил.
121 Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне?
Зачем постыдной робостью смущен?
Зачем не светел смелою гордыней, -
124 Когда у трех благословенных жен
Ты в небесах обрел слова защиты
И дивный путь тебе предвозвещен?"
127 Как дольный цвет, сомкнутый и побитый
Ночным морозом, - чуть блеснет заря,
Возносится на стебле, весь раскрытый,
130 Так я воспрянул, мужеством горя;
Решимостью был в сердце страх раздавлен.
И я ответил, смело говоря:
133 "О, милостива та, кем я избавлен!
И ты сколь благ, не пожелавший ждать,
Ее правдивой повестью наставлен!
136 Я так был рад словам твоим внимать
И так стремлюсь продолжить путь начатый,
Что прежней воли полон я опять.
139 Иди, одним желаньем мы объяты:
Ты мой учитель, вождь и господин!"
Так молвил я; и двинулся вожатый,
142 И я за ним среди глухих стремнин.
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
1 Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,
Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,
Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.
4 БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН:
Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ
И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.
7 ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,
И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.
ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.
10 Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: "Учитель, смысл их страшен мне".
13 Он, прозорливый, отвечал на это:
"Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета.
16 Я обещал, что мы придем туда,
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда".
19 Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени.
22 Там вздохи, плач и исступленный крик
Во тьме беззвездной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник.
25 Обрывки всех наречий, ропот дикий,
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и всклики
28 Сливались в гул, без времени, в веках,
Кружащийся во мгле неозаренной,
Как бурным вихрем возмущенный прах.
31 И я, с главою, ужасом стесненной:
"Чей это крик? - едва спросить посмел. -
Какой толпы, страданьем побежденной?"
34 И вождь в ответ: "То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
37 И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.
40 Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина".
43 И я: "Учитель, что их так терзает
И понуждает к жалобам таким?"
А он: "Ответ недолгий подобает.
46 И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
49 Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни - и мимо!"
52 И я, взглянув, увидел стяг вдали,
Бежавший кругом, словно злая сила
Гнала его в крутящейся пыли;
55 А вслед за ним столь длинная спешила
Чреда людей, что, верилось с трудом,
Ужели смерть столь многих истребила.
58 Признав иных, я вслед за тем в одном
Узнал того, кто от великой доли
Отрекся в малодушии своем.
61 И понял я, что здесь вопят от боли
Ничтожные, которых не возьмут
Ни бог, ни супостаты божьей воли.
64 Вовек не живший, этот жалкий люд
Бежал нагим, кусаемый слепнями
И осами, роившимися тут.
67 Кровь, между слез, с их лиц текла
И мерзостные скопища червей
Ее глотали тут же под ногами.
70 Взглянув подальше, я толпу людей
Увидел у широкого потока.
"Учитель, - я сказал, - тебе ясней,
73 Кто эти там и власть какого рока
Их словно гонит и теснит к волнам,
Как может показаться издалека".
76 И он ответил: "Ты увидишь сам,
Когда мы шаг приблизим к Ахерону
И подойдем к печальным берегам".
79 Смущенный взор склонив к земному лону,
Боясь докучным быть, я шел вперед,
Безмолвствуя, к береговому склону.
82 И вот в ладье навстречу нам плывет
Старик, поросший древней сединою,
Крича: "О, горе вам, проклятый род!
85 Забудьте небо, встретившись со мною!
В моей ладье готовьтесь переплыть
К извечной тьме, и холоду, и зною.
88 А ты уйди, тебе нельзя тут быть,
Живой душе, средь мертвых!" И добавил,
Чтобы меня от прочих отстранить:
91 "Ты не туда свои шаги направил:
Челнок полегче должен ты найти,
Чтобы тебя он к пристани доставил".
94 А вождь ему: "Харон, гнев укроти.
Того хотят - там, где исполнить властны
То, что хотят. И речи прекрати".
97 Недвижен стал шерстистый лик ужасный
У лодочника сумрачной реки,
Но вкруг очей змеился пламень красный.
100 Нагие души, слабы и легки,
Вняв приговор, не знающий изъятья,
Стуча зубами, бледны от тоски,
103 Выкрикивали господу проклятья,
Хулили род людской, и день, и час,
И край, и семя своего зачатья.
106 Потом, рыдая, двинулись зараз
К реке, чьи волны, в муках безутешных,
Увидят все, в ком божий страх угас.
109 А бес Харон сзывает стаю грешных,
Вращая взор, как уголья в золе,
И гонит их и бьет веслом неспешных.
112 Как листья сыплются в осенней мгле,
За строем строй, и ясень оголенный
Свои одежды видит на земле, -
115 Так сев Адама, на беду рожденный,
Кидался вниз, один, - за ним другой,
Подобно птице, в сети приманенной.
118 И вот плывут над темной глубиной;
Но не успели кончить переправы,
Как новый сонм собрался над рекой.
121 "Мой сын, - сказал учитель величавый,
Все те, кто умер, бога прогневив,
Спешат сюда, все страны и державы;
124 И минуть реку всякий тороплив,
Так утесненный правосудьем бога,
Что самый страх преображен в призыв.
127 Для добрых душ другая есть дорога;
И ты поймешь, что разумел Харон,
Когда с тобою говорил так строго".
130 Чуть он умолк, простор со всех сторон
Сотрясся так, что, в страхе вспоминая,
Я и поныне потом орошен.
133 Дохнула ветром глубина земная,
Пустыня скорби вспыхнула кругом,
Багровым блеском чувства ослепляя;
136 И я упал, как тот, кто схвачен сном.
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1 Ворвался в глубь моей дремоты сонной
Тяжелый гул, и я очнулся вдруг,
Как человек, насильно пробужденный.
4 Я отдохнувший взгляд обвел вокруг,
Встав на ноги и пристально взирая,
Чтоб осмотреться в этом царстве мук.
7 Мы были возле пропасти, у края,
И страшный срыв гудел у наших ног,
Бесчисленные крики извергая.
10 Он был так темен, смутен и глубок,
Что я над ним склонялся по-пустому
И ничего в нем различить не мог.
13 "Теперь мы к миру спустимся слепому, -
Так начал, смертно побледнев, поэт. -
Мне первому идти, тебе - второму".
16 И я сказал, заметив этот цвет:
"Как я пойду, когда вождем и другом
Владеет страх, и мне опоры нет?"
19 "Печаль о тех, кто скован ближним кругом, -
Он отвечал, - мне на лицо легла,
И состраданье ты почел испугом.
22 Пора идти, дорога не мала".
Так он сошел, и я за ним спустился,
Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.
25 Сквозь тьму не плач до слуха доносился,
А только вздох взлетал со всех сторон
И в вековечном воздухе струился.
28 Он был безбольной скорбью порожден,
Которою казалися объяты
Толпы младенцев, и мужей, и жен.
31 "Что ж ты не спросишь, - молвил мой вожатый,
Какие духи здесь нашли приют?
Знай, прежде чем продолжить путь начатый,
34 Что эти не грешили; не спасут
Одни заслуги, если нет крещенья,
Которым к вере истинной идут;
37 Кто жил до христианского ученья,
Тот бога чтил не так, как мы должны.
Таков и я. За эти упущенья,
40 Не за иное, мы осуждены,
И здесь, по приговору высшей воли,
Мы жаждем и надежды лишены".
43 Стеснилась грудь моя от тяжкой боли
При вести, сколь достойные мужи
Вкушают в Лимбе горечь этой доли.
46 "Учитель мой, мой господин, скажи, -
Спросил я, алча веры несомненной,
Которая превыше всякой лжи, -
49 Взошел ли кто отсюда в свет блаженный,
Своей иль чьей-то правдой искуплен?"
Поняв значенье речи сокровенной:
52 "Я был здесь внове, - мне ответил он, -
Когда, при мне, сюда сошел Властитель,
Хоруговью победы осенен.
55 Им изведен был первый прародитель;
И Авель, чистый сын его, и Ной,
И Моисей, уставщик и служитель;
58 И царь Давид, и Авраам седой;
Израиль, и отец его, и дети;
Рахиль, великой взятая ценой;
61 И много тех, кто ныне в горнем свете.
Других спасенных не было до них,
И первыми блаженны стали эти".
64 Он говорил, но шаг наш не затих,
И мы все время шли великой чащей,
Я разумею - чащей душ людских.
67 И в области, невдале отстоящей
От места сна, предстал моим глазам
Огонь, под полушарьем тьмы горящий.
70 Хоть этот свет и не был близок к нам,
Я видеть мог, что некий многочестный
И высший сонм уединился там.
73 "Искусств и знаний образец всеместный,
Скажи, кто эти, не в пример другим
Почтенные среди толпы окрестной?"
76 И он ответил: "Именем своим
Они гремят земле, и слава эта
Угодна небу, благостному к ним".
79 "Почтите высочайшего поэта! -
Раздался в это время чей-то зов. -
Вот тень его подходит к месту света".
82 И я увидел после этих слов,
Что четверо к нам держат шаг державный;
Их облик был ни весел, ни суров.
85 "Взгляни, - промолвил мой учитель славный. -
С мечом в руке, величьем осиян,
Трем остальным предшествует, как главный,
88 Гомер, превысший из певцов всех стран;
Второй - Гораций, бичевавший нравы;
Овидий - третий, и за ним - Лукан.
91 Нас связывает титул величавый,
Здесь прозвучавший, чуть я подошел;
Почтив его, они, конечно, правы".
94 Так я узрел славнейшую из школ,
Чьи песнопенья вознеслись над светом
И реют над другими, как орел.
97 Мой вождь их встретил, и ко мне с приветом
Семья певцов приблизилась сама;
Учитель улыбнулся мне при этом.
100 И эта честь умножилась весьма,
Когда я приобщен был к их собору
И стал шестым средь столького ума.
103 Мы шли к лучам, предавшись разговору,
Который лишний здесь и в этот миг,
Насколько там он к месту был и в пору.
106 Высокий замок предо мной возник,
Семь раз обвитый стройными стенами;
Кругом бежал приветливый родник.
109 Мы, как землей, прошли его волнами;
Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела;
Зеленый луг открылся перед нами.
112 Там были люди с важностью чела,
С неторопливым и спокойным взглядом;
Их речь звучна и медленна была.
115 Мы поднялись на холм, который рядом,
В открытом месте, светел, величав,
Господствовал над этим свежим садом.
118 На зеленеющей финифти трав
Предстали взорам доблестные тени,
И я ликую сердцем, их видав.
121 Я зрел Электру в сонме поколений,
Меж коих были Гектор, и Эней,
И хищноокий Цезарь, друг сражений.
124 Пентесилея и Камилла с ней
Сидели возле, и с отцом - Лавина;
Брут, первый консул, был в кругу теней;
127 Дочь Цезаря, супруга Коллатина,
И Гракхов мать, и та, чей муж Катон;
Поодаль я заметил Саладина.
130 Потом, взглянув на невысокий склон,
Я увидал: учитель тех, кто знает,
Семьей мудролюбивой окружен.
133 К нему Сократ всех ближе восседает
И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;
Здесь тот, кто мир случайным полагает,
136 Философ знаменитый Демокрит;
Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,
Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;
139 Диоскорид, прославленный разбором
Целебных качеств; Сенека, Орфей,
Лин, Туллий; дальше представали взорам
142 Там - геометр Эвклид, там - Птолемей,
Там - Гиппократ, Гален и Авиценна,
Аверроис, толковник новых дней.
145 Я всех назвать не в силах поименно;
Мне нужно быстро молвить обо всем,
И часто речь моя несовершенна.
148 Синклит шести распался, мы вдвоем;
Из тихой, сени в воздух потрясенный
Уже иным мы движемся путем,
151 И я - во тьме, ничем не озаренной.
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
1 Так я сошел, покинув круг начальный,
Вниз во второй; он менее, чем тот,
Но больших мук в нем слышен стон печальный.
4 Здесь ждет Минос, оскалив страшный рот;
Допрос и суд свершает у порога
И взмахами хвоста на муку шлет.
7 Едва душа, отпавшая от бога,
Пред ним предстанет с повестью своей,
Он, согрешенья различая строго,
10 Обитель Ада назначает ей,
Хвост обвивая столько раз вкруг тела,
На сколько ей спуститься ступеней.
13 Всегда толпа у грозного предела;
Подходят души чередой на суд:
Промолвила, вняла и вглубь слетела.
16 "О ты, пришедший в бедственный приют, -
Вскричал Минос, меня окинув взглядом
И прерывая свой жестокий труд, -
19 Зачем ты здесь, и кто с тобою рядом?
Не обольщайся, что легко войти!"
И вождь в ответ: "Тому, кто сходит Адом,
22 Не преграждай сужденного пути.
Того хотят - там, где исполнить властны
То, что хотят. И речи прекрати".
25 И вот я начал различать неясный
И дальний стон; вот я пришел туда,
Где плач в меня ударил многогласный.
28 Я там, где свет немотствует всегда
И словно воет глубина морская,
Когда двух вихрей злобствует вражда.
31 То адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая.
34 Когда они стремятся вдоль скалы,
Взлетают крики, жалобы и пени,
На господа ужасные хулы.
37 И я узнал, что это круг мучений
Для тех, кого земная плоть звала,
Кто предал разум власти вожделений.
40 И как скворцов уносят их крыла,
В дни холода, густым и длинным строем,
Так эта буря кружит духов зла
43 Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем;
Там нет надежды на смягченье мук
Или на миг, овеянный покоем.
46 Как журавлиный клин летит на юг
С унылой песнью в высоте надгорной,
Так предо мной, стеная, несся круг
49 Теней, гонимых вьюгой необорной,
И я сказал: "Учитель, кто они,
Которых так терзает воздух черный?"
52 Он отвечал: "Вот первая, взгляни:
Ее державе многие языки
В минувшие покорствовали дни.
55 Она вдалась в такой разврат великий,
Что вольность всем была разрешена,
Дабы народ не осуждал владыки.
58 То Нинова венчанная жена,
Семирамида, древняя царица;
Ее земля Султану отдана.
61 Вот нежной страсти горестная жрица,
Которой прах Сихея оскорблен;
Вот Клеопатра, грешная блудница.
64 А там Елена, тягостных времен
Виновница; Ахилл, гроза сражений,
Который был любовью побежден;
67 Парис, Тристан". Бесчисленные тени
Он назвал мне и указал рукой,
Погубленные жаждой наслаждений.
70 Вняв имена прославленных молвой
Воителей и жен из уст поэта,
Я смутен стал, и дух затмился мой.
73 Я начал так: "Я бы хотел ответа
От этих двух, которых вместе вьет
И так легко уносит буря эта".
76 И мне мой вождь: "Пусть ветер их пригнет
Поближе к нам; и пусть любовью молит
Их оклик твой; они прервут полет".
79 Увидев, что их ветер к нам неволит:
"О души скорби! - я воззвал. - Сюда!
И отзовитесь, если Тот позволит!"
82 Как голуби на сладкий зов гнезда,
Поддержанные волею несущей,
Раскинув крылья, мчатся без труда,
85 Так и они, паря во мгле гнетущей,
Покинули Дидоны скорбный рой
На возглас мой, приветливо зовущий.
88 "О ласковый и благостный живой,
Ты, посетивший в тьме неизреченной
Нас, обагривших кровью мир земной;
91 Когда бы нам был другом царь вселенной,
Мы бы молились, чтоб тебя он спас,
Сочувственного к муке сокровенной.
94 И если к нам беседа есть у вас,
Мы рады говорить и слушать сами,
Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.
97 Я родилась над теми берегами,
Где волны, как усталого гонца,
Встречают По с попутными реками.
100 Любовь сжигает нежные сердца,
И он пленился телом несравнимым,
Погубленным так страшно в час конца.
103 Любовь, любить велящая любимым,
Меня к нему так властно привлекла,
Что этот плен ты видишь нерушимым.
106 Любовь вдвоем на гибель нас вела;
В Каине будет наших дней гаситель".
Такая речь из уст у них текла.
109 Скорбящих теней сокрушенный зритель,
Я голову в тоске склонил на грудь.
"О чем ты думаешь?" - спросил учитель.
112 Я начал так: "О, знал ли кто-нибудь,
Какая нега и мечта какая
Их привела на этот горький путь!"
115 Потом, к умолкшим слово обращая,
Сказал: "Франческа, жалобе твоей
Я со слезами внемлю, сострадая.
118 Но расскажи: меж вздохов нежных дней,
Что было вам любовною наукой,
Раскрывшей слуху тайный зов страстей?"
121 И мне она: "Тот страждет высшей мукой,
Кто радостные помнит времена
В несчастии; твой вождь тому порукой.
124 Но если знать до первого зерна
Злосчастную любовь ты полон жажды,
Слова и слезы расточу сполна.
127 В досужий час читали мы однажды
О Ланчелоте сладостный рассказ;
Одни мы были, был беспечен каждый.
130 Над книгой взоры встретились не раз,
И мы бледнели с тайным содроганьем;
Но дальше повесть победила нас.
133 Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем
Прильнул к улыбке дорогого рта,
Тот, с кем навек я скована терзаньем,
136 Поцеловал, дрожа, мои уста.
И книга стала нашим Галеотом!
Никто из нас не дочитал листа".
139 Дух говорил, томимый страшным гнетом,
Другой рыдал, и мука их сердец
Мое чело покрыла смертным потом;
142 И я упал, как падает мертвец.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Лес - Холм спасения - Три зверя - Вергилий
1. Земную жизнь пройдя до половины. - Серединой человеческой жизни,
вершиной ее дуги, Данте ("Пир", IV, 23) считает тридцатипятилетний возраст.
Его он достиг в 1300 г. и к этому году приурочивает свое путешествие в
загробный мир. Такая хронология позволяет поэту прибегать к приему
"предсказания" событий, совершившихся позже этой даты
13. К холмному приблизившись подножью. - Над лесом грехов и заблуждений
возвышается спасительный холм добродетели, озаряемый солнцем истины (ср. ст.
77-78).
17. Свет планеты. - Согласно Птолемеевой системе мироздания, которой
придерживается Данте, Солнце было одной из планет, вращающихся вокруг
неподвижной земли.
31-60. Восхождению поэта на холм спасения препятствуют три зверя: рысь
(ср. А., XVI, 106-108) - сладострастие, лев - гордость и волчица (ср. Ч.,
XX, 10-15) - корыстолюбие.
38-40. - Те же звезды вновь - звезды созвездия Овна, в котором солнце
находится весной, то есть в ту пору года, когда, согласно христианской
мифологии, бог сотворил мир и придал движение небесам с их светилами
62. Какой-то муж-Вергилий (70-19 гг. до н. э.), знаменитый римский
поэт, автор "Энеиды". В средние века он пользовался легендарной славой
мудреца, чародея и предвозвестника христианства (Ч., XXII, 64-73). В
"Божественной Комедии" Вергилий, ведущий поэта через Ад и Чистилище к
Земному Раю, - символ разума (Ч., XVIII, 46-48), направляющего людей к
земному счастью.
69. Мантуя. - Вергилий родился в Мантуанской области, в местечке Андес,
ныне Пьетола.
70. Sub Julio (лат.) - при Юлии Цезаре (убитом в 44 г. до н. э.).
71. Под Августовой сенью - то есть при римском императоре Августе (27
г. до н. э. - 14 г. и. э.).
74. Сын Анхиза и Венеры - Эней.
91. Ты должен выбрать новую дорогу. - Данте еще не подготовлен к тому,
чтобы одолеть волчицу и взойти на отрадный холм. Предварительно он должен
посетить три загробных мира.
102. Пес - грядущий избавитель Италии, который победит волчицу,
мешающую общественному устроению (Ч., XX, 15).
103. Не прах земной и не металл двусплавный - то есть его не прельстят
ни земельные владения, ни сокровища.
105. Меж войлоком и войлоком (tra feltro e feltro). - Старейшими
комментаторами толковалось различно, в зависимости от понимания аллегории
Пса. В XV в. пророчество о Псе начали относить к Кангранде делла Скала,
синьору Вероны (1312-1329 гг.) и главе гибеллинской лиги в Ломбардии, и было
предложено новое объяснение спорного стиха: "Между городом Фельтро в
Тревизанской марке и замком Монтефельтро в Романье" (так расположена
Верона).
107-108. Камилла, предводительница вольсков (Эн., VII, 803-817, XI,
532-831), и Турн, вождь рутулов (Эн., XII, 887-952), пали, обороняя Италию
от троянцев, а троянские юноши Hue и Эвриал (Эн., IX, 176-449) погибли в
борьбе против рутулов, ради завоевания земли, на которой Энею суждено было
стать родоначальником римской державы.
117. О новой смерти тщетные моленья. - Грешники в Аду, уже умершие
телесной смертью, хотели бы умереть и душой, чтобы прекратились их муки.
122. Душа достойнейшая - Беатриче (см. прим. А., II, 70).
134. Врата Петровы - врата Чистилища.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Сомнения Данте. - Ответ Вергилия
13. Сильвиев родитель - Эней, который, по рассказу Вергилия (Эн., VI,
236-899), спускался в подземную обитель теней, где его отец Анхиз показал
ему души его потомков, поощряя его основать новую державу в Италии.
24-25. Преемнику верховного Петра - папе римскому. Он - Эней.
28. Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд - то есть апостол Павел,
которому легенда приписывала посещение рая и ада.
52. Из сонма тех, кто меж добром и злом-то есть из толпы душ,
пребывающих в Лимбе (см. прим. А., IV, 24).
70. Беатриче. - Данте любил ее с детства, и когда она, двадцати пяти
лет от роду, умерла (в 1290 г.), он дал в своей "Новой Жизни" обещание
"сказать о ней такое, чего никогда еще не было сказано ни об одной". В
"Божественной Комедии", оставаясь по-прежнему той женщиной, которую он любил
на земле, она является символом небесной мудрости и откровения.
71. Из милого мне края - из Рая.
78. Малый небосвод - небо Луны, ближайшее к Земле, которая недвижно
покоится в центре вселенной.
94. Благодатная жена - то есть дева Мария.
96. Судью - то есть бога.
97. Лючия - христианская святая, аллегорически - "просвещающая
благодать" (лат. lux - свет).
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Врата Ада. - Ничтожные - Ахерон. - Челн Харона
1-9. Надпись на вратах Ада. По христианской мифологии, ад сотворен
триединым божеством: отцом (высшей силой), сыном (полнотой всезнанья) и
святым духом (первою любовью), чтобы служить местом казни для падшего
Люцифера (А., XXXIV, 121-126). Он создан раньше всего преходящего. Древней
его - лишь вечные созданья (небо, земля и ангелы), и он будет существовать
вечно.
Данте изображает Ад как подземную воронкообразную пропасть, которая,
сужаясь, достигает центра земного шара. Ее склоны опоясаны концентрическими
уступами, "кругами" Ада.
37. И с ними ангелов дурная стая - которая, когда восстал Люцифер, не
примкнула ни к нему, ни к богу.
42. Иначе возгордилась бы вина. - Грешники, казнимые в глубинах Ада,
возгордились бы своим злодейством, видя рядом с собой этих ничтожных.
59-60. Кто от великой доли отрекся в малодушии своем - папа Целестин V,
который был избран в 1294 г., семидесяти девяти лет от роду, и через пять
месяцев, тяготясь своим саном, сложил его с себя.
77 Ахерон. - Реки античной преисподней протекают и в Дантовом Аду. В
сущности, это один поток, образованный слезами Критского Старца и
проникающий в недра земли (А., XIV, 94-142) Сначала он является как Ахерон
(греч. - река скорби) и опоясывает первый круг Ада. Затем, стекая вниз, он
образует болото Стикса (греч - ненавистный), иначе - Стигийское болото, в
котором казнятся гневные (А , VII, 100-116) и которое омывает стены города
Дита, окаймляющие пропасть нижнего Ада (А., VIII, 67-75). Еще ниже он
становится Флегетоном (греч. - жгучий), кольцеобразной рекой кипящей крови,
в которую погружены насильники против ближнего (А , XII, 46-54) Потом, в
виде кровавого ручья, продолжающего называться Флегетоном (А., XIV, 134 и
прим ), он пересекает лес самоубийц и пустыню, где падает огненный дождь
(А., XIV, 76-90, XV, 1-12). Отсюда шумным водопадом он свергается вглубь
(А., XVI, 1-3; 94-105), чтобы в центре земли превратиться в ледяное озеро
Коцит (греч. - плач) (XIV, 119; XXXI, 123; XXXII, 22-30; XXXIV, 52). Лету
(греч. - забвение) Данте помещает в Земном Раю (А., XIV, 136-138), откуда ее
воды также стекают к центру земли (А., XXXIV, 127-132; Ч , I, 41), унося с
собою память о грехах; к ней он добавляет Эвною (Ч., XXVIII, 121-133;
XXXIII, 112-114).
83. Старик - Харон, перевозчик душ античной преисподней (Эн., VI,
295-330). В Дантовом Аду он превратился в беса (ст. 109)
92. Челнок полегче должен ты найти. - Харон, зная, что Данте не осужден
на адские муки, считает, что ему подобает место в том легком челне, в
котором ангел перевозит души к подножию Чистилища (Ч., II, 13-51).
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Круг первый (Лимб). - Некрещеные младенцы
и добродетельные нехристиане
2. И я очнулся вдруг. - В миг пробуждения Данте оказывается уже по ту
сторону Ахерона.
24. Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла. - Это Лимб (лат. limbus -
кайма) католического ада, где, по церковному учению, пребывали души
ветхозаветных праведников (см. прим. 52-54) и куда отправляются души
младенцев, умерших без крещения. Сюда же Данте помещает души всех
добродетельных нехристиан.
52-54. Я был здесь внове... - Вергилий, умерший в 19 г. до н. э.,
вступил в Лимб примерно за полвека до того дня, когда, по христианской
легенде, Христос (Властитель), между своей смертью и воскресением, сошел в
ад и вывел оттуда ветхозаветных святых в рай, открывшийся для людей только с
искуплением первородного греха.
55. Первый прародитель - Адам.
59. Израиль - патриарх Яков. Отец его - Исаак.
60. Великой взятая ценой. - Чтобы жениться на Рахили, Яков служил ее
отцу 14 лет (Библия).
68. От места сна - то есть от того места, где Данте очнулся (ст. 1-6).
86-90. Возвращающегося в Лимб Вергилия приветствуют четыре поэта
древности, которых Данте выделяет как величайших: грек Гомер, которого он не
мог читать, потому что греческого языка не знал, а латинских переводов
Гомеровых поэм еще не было, но которого он признавал "превысшим из певцов"
(ср. Ч., XXII, 101-102), и римляне: Гораций (65-8 гг. до н. э.), отмечаемый
им как автор сатир; Овидий (43 г. до н. э. - 17 г. н. э.) и Лукан (39-65 гг.
н. э.). "Метаморфозы" Овидия, равно как "Фарсалия" Лукана, служили автору
"Божественной Комедии" немаловажными источниками.
121-144. Взорам Данте предстают знаменитые троянцы, легендарные предки
римской славы: Электра, дочь Атланта, возлюбленная Зевса, мать Дардана,
основателя Трои; Гектор, троянский герой, и Эней; Пентесилея, царица
амазонок, союзница Трои, сраженная Ахиллом. Рядом с ними - прославленные
римляне: Гай Юлий Цезарь (100-44 гг. до н. э.), полководец и государственный
деятель, заложивший основы единовластия; род его, по легендарной генеалогии,
восходил к Иулу (Асканию), сыну Энея от Креусы; Камилла, воительница
"Энеиды"; Лавина (Лавиния), взятая в жены Энеем, и ее отец, царь Лация,
Латин, герои "Энеиды"; Луций Юний Брут, первый римский консул (вместе с
Луцием Тарквинием Коллатином, 509 г. до н. э.), низвергший последнего из
римских царей, Тарквиния Гордого; дочь Цезаря, Юлия, жена Помпея; супруга
Коллатина, Лукреция, обесчещенная царским сыном Секстом Тарквинием и
покончившая с собой, что повело к свержению царской власти; Корнелия, дочь
Сципиона Африканского, мать Тиберия и Гая Гракхов, народных трибунов II в.
до н. э.; Марция, жена Катана Утического, последнего защитника
республиканского Рима (Ч., I, 78-90). Поодаль от них - мусульманин Саладин,
(1138-1193), султан Египта и Сирии, прославленный и на христианском Западе
своим душевным благородством. Отдельным кругом сидят мудрецы и поэты:
учитель тех, кто знает - Аристотель (IV в. до. н.э.), почитавшийся в средние
века как величайший из ученых; Сократ (469-399 гг. до н. э.). Платон
(427-347 гг. до н. э.); Демокрит (ок. 460-370 гг. до н. э.), полагавший, что
мир возник в силу случайного сочетания атомов; философы VII-III вв. до н. э.
- Диоген, Фалес, Анаксагор, Зенон, Эмпедокл, Гераклит; Диоскорид - врач I
в., писавший о целебных свойствах растений; Луций Анней Сенека, римский
философ I в.; мифические поэты Греции - Орфей, своим пением чаровавший
зверей и камни, и Лин; Марк Туллий Цицерон - римский оратор и философ I в.
до н. э.; геометр Эвклид (III в. до н. э.); астроном и географ Птолемей (II
в.), чьей системе мира следовал и Данте; античные врачи Гиппократ (V-IV вв.
до н. э.) и Годен (II в.), философ и врач XI в. Авиценна (Ибн-Сина);
Аверройс (Авероэс, Ибн-Рошд), арабский философ XII в., знаменитый
толкователь Аристотеля.
В дальнейшем Данте упоминает еще некоторых обитателей Лимба (см. Ч.,
XXII, 13-14; 97-114).
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
Круг второй - Минос - Сладострастники
4. Минос - в греческой мифологии - справедливый царь-законодатель
Крита, ставший после смерти одним из трех судей загробного мира (вместе с
Эаком и Радамантом). В Дантовом Аду, превращенный в беса, он назначает
грешникам степень наказания.
34. Вдоль скалы - на которой восседает Минос.
61-62. Нежной страсти горестная жрица - карфагенская царица Дидона,
вдова Сихея, заколовшая себя, когда ее покинул Эней (Эн., I и IV).
73-74. Я бы хотел ответа от этих двух. - Это и в Аду неразлучные тени
Франчески да Римини и Паоло Малатеста. Франческа, дочь Гвидо да Полента,
синьора Равенны (А., XXVII, 40-42), была около 1275 г. выдана замуж за
Джанчотто Малатеста, отец которого был вождем риминийских гвельфов (см.
прим. А., XXVII, 46), некрасивого и хромого. Когда Джанчотто узнал, что она
вступила в любовную связь с его младшим братом Паоло, он убил обоих. Это
случилось между 1283 и 1286 гг.
Последний свой приют изгнанник Данте нашел у племянника Франчески,
Гвидо Новелло да Полента, синьора Равенны.
81. Если Тот позволит - то есть если позволит бог.
97-99. Я родилась над теми берегами - в Равенне.
107. Каина - первый пояс девятого круга Ада, где казнятся убившие или
предавшие своих родных (см. прим. А., XXXII, 16).
128. О Ланчелоте сладостный рассказ - французский прозаический роман
XIII в. о рыцаре Круглого Стола Ланчелоте (Ланселоте) и о любви его к
королеве Джиневре (Женьевре), жене короля Артура. Роман этот имелся и в
итальянском переводе.
137. Галеот - рыцарь, способствовавший сближению Ланчелота с Джиневрой.
Он уговорил прекрасную королеву поцеловать застенчивого героя.
