Осенью 1938 года я стал стопроцентным студентом, освободившись полностью от производственных забот.

Профессорско-преподавательский состав МЭИ по профилирующим дисциплинам был тесно связан с промышленностью. Для многих преподавателей деятельность совмещалась с научно-исследовательской работой в отраслевых институтах и КБ. Семинары и даже экзамены у нас иногда носили характер острых дискуссий.

Курс специальных электрических машин вел профессор Андрей Николаевич Ларионов. По его заданию я выполнил курсовой проект генератора переменного тока с возбуждением от постоянных магнитов. Ларионов был главным разработчиком электростанции для самого большого в мире, но трагически погибшего самолета "Максим Горький". Научные интересы Ларионова выходили далеко за ограниченные рамки учебного курса электрических спецмашин. Его заказчики из КБ Туполева жили и работали на той же улице, где он читал нам лекции. Но теперь, будучи зеками, они были ему недоступными и сотрудничество с ними исключалось. Он мечтал о дальнейшем практическом развитии идей применения на самолетах электрических генераторов переменного тока повышенной частоты и повышенного напряжения. В моем лице он обрел страстного поклонника этих идей.

Я не потерял связи с Болховитиновым, который после гибели Н-209 большую часть времени проводил в Казани. Он меня обнадежил, что если я не вернусь на завод № 22, то мне всегда обеспечена работа в его ОКБ. Болховитинов заверил, что в 1939 году наверняка состоится возвращение его коллектива в Москву или ее ближайшие окрестности.

Друзья и соратники нашего патрона по академии не прекращали работ над проектом нового скоростного дальнего бомбардировщика. Несмотря на смену власти, в Наркомате авиационной

101

промышленности и высших военных кругах теплилась надежда, что на разработку новой тяжелой машины средства найдутся, тем более что американцы и англичане не только не сворачивают, но развивают это направление.

Патрон, конечно же, был не обычный главный конструктор. Работая в Казани, он руководил дипломными проектами студентов МАИ и слушателей ВВА имени Н.Е. Жуковского. При этом выбирал или предлагал наиболее сумасшедшие идеи. Когда я заикнулся о системе переменного тока, он загорелся - новая идея, он гарантирует свою поддержку. Болховитинов всегда находил время, чтобы выслушать и обсудить новаторскую идею. Никогда я не слышал, чтобы он говорил "чепуха, из этого ничего не выйдет". К нему с "чепухой" и не обращались.

Ларионова я обнадежил возможностью найти средства на проектирование системы переменного тока для тяжелого самолета. Приступая к такой работе, я просил его быть руководителем моего дипломного проекта. Он согласился, и мы начали с разработки генератора.

Дальше все пошло как в сказке.

В начале 1939 года Болховитинов действительно вернулся из Казани. Все КБ обосновалось в Химках на заводе № 84. Этот завод осваивал в серийном производстве транспортный двухмоторный самолет по лицензии американской фирмы "Дуглас". Хотя самолет был точнейшей копией американского "Дугласа" DC-3, тем не менее ему у нас было присвоено наименование Ли-2, от начальных букв фамилии Б.П. Лисунова, который был главным инженером на заводе № 84.

Как только Болховитинов обосновался в Химках, я был зачислен к нему на работу с сокращенной рабочей неделей. Мне была поручена разработка всей системы электрооборудования самолета на переменном токе. Самолет пока что представлялся в самом общем виде, но по проекту это должен был быть самый дальний, самый быстрый, самый высотный и самый вооруженный бомбардировщик в мире.

ОКБ Болховитинова не прижилось на заводе № 84. Для серийного завода, воспроизводящего американский самолет, это была чужеродная организация. Патрон очень не любил ходить по коридорам власти и выпрашивать элементарные блага для своего коллектива. Там, где работали локтями, его легко можно было вытолкать и оттеснить. При наскоках снизу о необходимости пробить в наркомате тот или иной вопрос он любил охлаждать особенно активных таким изречением: "Кто торопится, пусть спешит, а мы с вами будем работать". Тем не менее он пробил решение о строительстве рядом с заводом № 84 нового завода № 293.

102

Так мы получили в Химках новую площадку под строительство, а Болховитинов стал директором и главным конструктором завода № 293 Наркомата авиационной промышленности.

На новой площадке ранее размещался "Фотолет" - организация, занимавшаяся аэрофотосъемкой. В ее скромных деревянных зданиях с трудом разместились конструкторские бригады. Рядом началось строительство большого опытного завода. В начале 1940 года завод уже начал работать.

Приступив к новой работе, я отвоевал небольшую комнату в старом здании "Фотолета" и получил право заключать договоры на разработку и поставку элементов системы переменного тока для будущего бомбардировщика.

Основным смежником я выбрал электромашинную лабораторию Всесоюзного электротехнического института имени Ленина. Научным руководителем лаборатории был академик Клавдий Ипполитович Шенфер - специалист мирового класса в области электрических машин. При первой встрече он сразу оценил и проблематичность, и перспективность темы. Лично участвовать в работе Шенфер отказался, мотивируя тем, что он загружен исследованиями по асинхронным электрическим машинам, но предложил мне сделать доклад для "молодой" части лаборатории. Инженерный состав лаборатории встретил мои предложения с большим интересом. Особую активность проявили конструктор машин Борис Садовский и специалист по расчету машин Теодор Сорокер. Спустя год после начала совместной деятельности я убедился, что их творческий вклад придает моей голубой мечте вполне реальные очертания. Коллектив лаборатории разработал генераторы, электродвигатели, мотор-генераторы, приводные механизмы в виде редукторов с встроенными двигателями, дистанционные переключатели и многое другое.

Глядя с сегодняшних высот на задуманную в 1938 году систему, должен признать, что в целом это была интересная и увлекательная техническая авантюра. Предстояло решить сотни труднейших технических проблем, часть которых не получила удовлетворительной реализации и по сей день.

Выбрав систему трехфазного переменного тока частотой 500 герц, напряжением 48 вольт, мы долго изобретали методы стабилизации. Стабилизатор напряжения придумали и проверили сравнительно быстро. Со стабилизацией частоты возникли, казалось бы, непреодолимые трудности. Генераторы приводились от авиационных моторов, скорость вращения которых изменялась в очень широком диапазоне. Частота тока на выходе генератора при номинале 500 герц должна поддерживаться с ошибкой не более ±10 герц.

103

Как же этого добиться? Было изучено множество идей. Остановились на гидравлическом преобразователе, который, имея на входном валу переменное число оборотов, на выходном обеспечивал строго постоянную скорость вращения.

Самое удивительное в этой истории было то, что головные опытные образцы основных агрегатов были не только спроектированы, но изготовлены и испытаны в лаборатории. Вскоре моя небольшая рабочая комната на "Фотолете" оказалась заполнена фирменными зелеными ящиками. Их содержимым были изделия, почти целиком из железа и меди. Моим соседом через стенку была бригада Исаева. Как-то после загрузки в комнату очередной партии зеленых ящиков Исаев, заглянув ко мне, сказал: "Теперь я понимаю, почему в нашем здании проседает пол. Чтобы поднять в воздух твою новую систему, безусловно потребуется сверхтяжелый бомбардировщик, но места для бомб там уже не будет!"

Исаев к этому времени укомплектовал свою бригаду выдающимися "вундеркиндами" - так он оценивал молодых инженеров, каждому из которых присваивалась кличка, заменявшая имя и фамилию. Никто не обижался. Дух творческого энтузиазма, сдобренный хорошими порциями оптимизма и юмора, распространялся из его конструкторского зала по всему "Фотолету". Эта веселая компания была загружена непрерывными переделками проекта истребителя "И". Еще большие хлопоты доставляли механизмы сдвижных закрылков самолета "С". Эта механизация предназначалась для уменьшения площади крыла после взлета и набора скорости. При посадке закрылки уменьшали посадочную скорость.

Первый самолет "С" был изготовлен в Казани. На летных испытаниях, которые проводились в ЛИИ, этот ближний бомбардировщик под управлением летчика-испытателя Бориса Кудрина достиг скорости 570 км/ч. В те годы это был предел скорости истребителей. Однако летные испытания показали, что спарка двигателей и механизированное крыло требуют больших доработок. Ни один серийный завод не желал связываться со сложным в производстве самолетом.

В конце 1939 года я наконец засел за оформление дипломного проекта. В проекте я критиковал недостатки существующих систем электроснабжения и предлагал новую перспективную систему переменного тока для тяжелых самолетов. Сильной стороной проекта были ссылки на разработанные "по ТЗ автора" электрические машины будущей системы и фотографии готовых электроприводных механизмов универсального назначения.

104

Мой руководитель профессор Ларионов заявил, что читал проект, как увлекательный роман. Жалко, сказал он, что на нем гриф "секретно". Такая работа достойна широкой публикации.

Защитив проект и получив диплом "с отличием", я все же не расстался с МЭИ. Осенью 1940 года я был принят в аспирантуру "без отрыва от производства" и по рекомендации заведующего кафедрой академика B.C.Кулебакина в 1940-1941 учебном году должен был прочесть на вечернем отделении курс "Спецоборудование самолетов". Много времени отнимала езда по треугольнику: дом на берегу реки Москвы - завод № 293 в Химках - МЭИ и ВЭИ в Лефортове, но тогда почему-то на все хватало сил.

Погрузившись снова в проблемы завода Mb 293, я обнаружил, что наш патрон, несмотря на увлечение идеями электрического дистанционного управления пулеметно-пушечным вооружением с помощью предложенных мною систем синхронной связи, создал специальную группу вооруженцев, которые работали над чисто механическими методами дистанционного управления. В этой группе выделялся молодой инженер Василий Мишин. Он разрабатывал нечто вроде современного манипулятора с ручным управлением. Стрелок, находящийся под герметичным прозрачным куполом, должен был наводить пулемет или пушку, находящиеся от него в нескольких метрах, с помощью такого чисто механического манипулятора. Кинематика дистанционного манипулятора была очень остроумной. С этой работы начался творческий путь будущего соратника Главного конструктора Королева.

Манипулятор разработки 1940 года до полной кондиции довести так и не удалось. Зато были приобретены впрок несколько авиационных пулеметов ШКАС и пара новейших пушек ШВАК. Осенью 1941 года уже без всякого манипулятора Мишин установил их на поворотных лафетах, которые мы водрузили на открытой железнодорожной платформе с целью отражения возможных атак немецких самолетов во время переезда из Химок на Урал.

Завод № 293 был расположен в трех километрах от железнодорожной станции Химки. В осенние и зимние дни от станции до завода мы добирались рейсовым автобусом. В очереди на автобус всегда были одни и те же знакомые. Но однажды среди пассажиров появился не по сезону легко и щегольски одетый молодой человек. На крупной голове лихо сидела модная фетровая шляпа, не закрывавшая высокий лоб. Открытое лицо светилось чуть заметной улыбкой. Казалось, очередь и разговоры в автобусе не отвлекают его от своих внутренних мыслей, которым он и улыбается.

Несколько раз я встречал этого молодого человека в приемной патрона. Затем он появился и в нашем "Фотолете". И мы узнали,

105

что это новый руководитель группы механизмов Александр Яковлевич Березняк. Кто-то из исаевских острословов, ревниво оберегавших монополию на разработки новых механизмов, сказал:

- Этот Березняк - сплошная загадка. У него улыбка Моны Лизы.

Тайна, окружавшая появление Березняка в нашем обществе, была вскоре раскрыта. Болховитинов руководил дипломным проектом студента МАИ Березняка, который блестяще защитился в 1938 году. Особенностью проекта была спарка двигателей, расположенных тандемом в фюзеляже, аналогично спарке на нашем самолете "С".

Болховитинов решил проверить идею спарки с помощью талантливого студента. В конструкцию одноместного самолета Березняк заложил много оригинальных предложений. Одним из них было испарительное охлаждение двигателей - вода не циркулировала через радиаторы, а испарялась и уходила в атмосферу. Запаса воды хватало на один час полета. Для уменьшения сопротивления фюзеляж не имел обычного козырька. Летчик находился под остеклением фонаря, который перед посадкой поднимался над фюзеляжем. По проекту на высоте около 7000 м самолет был способен развить скорость 940 км/ч. Такой самолет мог побить мировой рекорд скорости, составлявший 709 км/ч. И тогда все мировые рекорды принадлежали бы советской авиации.

Проект был доложен только что назначенному на должность заместителя начальника ВВС комкору Смушкевичу. Он имел личное поручение наркома обороны Ворошилова дать предложения по возможности побить мировой рекорд скорости советским летчиком на советском самолете. Командование ВВС проконсультировалось с профессором Пышновым, который не имел от Болховитинова никаких секретов (Пышнов и Болховитинов были женаты на сестрах). В результате Березняк был направлен к Болховитинову для детальной проработки проекта.

В это время ОКБ Болховитинова путешествовало из Казани в Москву, а потом обустраивалось в Химках. Шла борьба за выживание, и было не до мировых рекордов скорости. Серия из пяти штук ДБ-А в Казани не достраивалась, трудно начались летные испытания самолета спарки "С", все время переделывали проект истребителя "И", в самом зачаточном состоянии был тяжелый бомбардировщик "Б". Тот, ради которого я развил бешеную деятельность по системе переменного тока.

Березняк окунулся в текучку и взял на себя руководство бригадой. Вечерами он продолжал выбирать схемы и вести расчеты по перспективному скоростному самолету. Со спаркой двух поршневых моторов дела по-прежнему шли туго. Винтомоторная группа с соосными винтами требовала длительной отработки. Однако

106

наибольший пессимизм высказывался аэродинамиками. Они считали, что скорости, близкие к звуковым, практически недостижимы с помощью поршневых винтомоторных конструкций. Молодой инженер Березняк, конечно, уже слышал и читал о ракетах и ракетных двигателях. Но выходить с идеей полного отказа от поршневого двигателя на самолете еще никто не осмеливался.

В 1956 году случай свел меня с Березняком в Кисловодске. Мы оказались на этом курорте в одно время, но в разных санаториях. Уточнив расписание лечебных процедур, мы предпринимали традиционные для Кисловодска восхождения на Малое и Большое седло и походы по длинной туристской тропе. При обсуждении прошлых, настоящих и будущих планов я спросил Березняка, когда в первый раз ему пришла мысль отказаться в своем проекте от поршневой винтомоторной группы и поставить на самолет только ЖРД.

"Ты знаешь, - сказал он, - я не могу точно ответить на этот вопрос. Где и когда впервые? Не было такого точного места и времени. Эта идея навалилась на меня как-то спонтанно. В мыслях и на бумаге я рисовал и прикидывал всякие, иногда глупые, компоновки. ЖРД был уже изобретен давно и казался очень простым. О турбореактивных двигателях толковой информации не было. Одни идеи. Я с трудом пробился в Лихоборы. Там впервые на стенде увидел жидкостной ракетный двигатель, по форме напоминавший бутылку. Когда я понял, какая это прожорливая бутылка, сколько она сжигает топлива, то решил плюнуть и забыть. Но ведь ничего другого не было. Ну совсем ничего."

Дальнейшим уточнениям подробностей рождения идеи знаменитого БИ помешала закусочная, в которую мы зашли после утомительного похода. Для восстановления сил мы взяли по стакану густейшей сметаны, запивали ее сухим вином и мечтали все вспомнить и записать. В те годы нам было жалко тратить время на историю.

После трудного учебного года и в предвидении дипломного проектирования Гермоген Поспелов уговорил меня отдохнуть в Коктебеле. У Коктебеля имелись два преимущества: во-первых, там находился пансионат МЭИ, пребывание в котором студентам стоило гроши, и, во-вторых, Коктебель - лучшее место на всем Черноморском побережье. Летом 1939 года мы с Поспеловым провели там чудесный месяц в заплывах и скалолазании по Карадагу. В нашу компанию вошел тогда еще один студент - химик Михаил Слинько. Через много лет мы все трое стали членами Академии наук СССР. На общих академических собраниях мы не упускаем случая подтрунивать друг над другом по поводу сегодняшних старческих недомоганий и недосягаемости прекрасных "брегов Тавриды" и сияющих скал Карадага студенческих времен.

107

На работе в присутствии Исаева я проговорился о сказочном Коктебеле. Исаев тут же потребовал от меня достать путевки в пансионат МЭИ для всей его бригады.

Теперь мне представляется удивительной тогдашняя уверенность в нашей полной безопасности и спокойное восприятие событий, потрясавших мир. 1 сентября 1939 года началась вторая мировая война. В марте 1940 года закончилась наша бесславная война с Финляндией. За два летних месяца 1940 года перед фашистской Германией капитулировали Голландия, Бельгия и Франция. Немцы оккупировали Норвегию, советские войска вступили в Литву, Латвию и Эстонию. Во всей Европе только Англия в одиночестве противостояла гитлеровской Германии. И в такой обстановке мы с Исаевым увлеченно обсуждали проблемы коллективного отдыха в Крыму.

Для очистки совести пошли советоваться к патрону. Он спокойно отнесся к нашей просьбе, рассудив, что год был тяжелый, надо отдохнуть, и успокоил: "Воевать мы будем. Но не раньше, чем года через два. Чем - это другой вопрос. Но за месяц вы все равно ни "Б", ни "И" не закончите". Наш патрон был страстным яхтсменом и сам собирался отдохнуть в походе под парусами. Отказать нам он не мог. Я уговорил войти в нашу компанию Катю, оставив полуторагодовалого Валентина на попечение бабушки. Исаев свою жену Татьяну не рискнул приглашать в Крым. Его первенцу было всего четыре месяца.

Таким вот образом в последнее мирное для страны лето мы с Катей отдыхали в Коктебеле в обществе Исаева, его конструкторской бригады и примкнувшего к нам Чижикова.

Исаев познакомил нас со своим другом Юрием Беклемишевым, который был известен как писатель Юрий Крымов. Его повесть «Танкер "Дербент"» имела большой успех. Крымов отдыхал здесь же, в Коктебеле, на даче поэта Максимилиана Волошина, преобразованной в Дом творчества советских писателей. Крымов поведал, что взял псевдоним в память о замечательном времени, проведенном в Коктебеле, и совместных с Исаевым крымских приключениях. Перебивая друг друга, оба они с увлечением рассказывали о своих похождениях времен не такой еще далекой юности. Оба были прекрасными рассказчиками.

Только в Коктебеле я впервые услышал откровения Исаева о том, с каким трудом он попал на работу к Болховитинову. Отдел кадров его не принял по причине специальности - он имел диплом горного инженера. Тогда он написал трогательное заявление на имя "уважаемого товарища директора", в котором уверял, что риск не велик, а авиационным инженером он станет за год. "Уважаемым директором" в конце 1934 года была Ольга Миткевич. Заявление

108

Исаева тронуло ее своей непосредственностью и выражением страстного желания работать в авиации. Миткевич приказала принять Исаева на работу и направить в новое ОКБ к Болховитинову. Уже одним только этим решением Миткевич сделала важный вклад в ракетную технику.

Мы совершали трудные походы по скальному побережью, изучили все бухты и добирались вплавь до Золотых Ворот, азартно играли в крокет и волейбол. Однако мысли о брошенных проектах не выходили из головы.

Истребитель "И", за который Исаев считал себя ответственным, содержал множество оригинальных решений. Его главной особенностью было использование все той же спарки двух моторов, но не с тянущими, а с толкающими винтами. Кабина пилота, вооруженная двумя пушками и двумя крупнокалиберными пулеметами, располагалась впереди толкающей спарки. Фюзеляж заменяли две балки. Между ними за хвостовым оперением стоял пулемет с дистанционным управлением. Исаев надеялся, что я выполню обещание по дистанционному управлению этим пулеметом из кабины пилота. Я действительно обещал, но каким образом пилот будет прицеливаться в противника, атакующего с задней полусферы, - этого я никак придумать не мог. Да и мозги мои были заняты тяжелым "Б" и переменным током.

Газет мы не получали, радио в пансионате не было, и все новости нам приносил Чижиков, который проводил время со знакомыми в соседнем пансионате военной академии. Однажды он встретил нас сообщением о начале воздушной битвы за Англию. Наше радио со ссылкой на немецкие источники передавало о грандиозных пожарах и разрушениях в Лондоне.

Первым не выдержал Крымов. "Беспечно плавать в теплом море и нежиться на солнце, когда такое творится, я не могу. Если Гитлер расправится с Англией, то нам не избежать войны", - предсказал он.

Мы тоже не выдержали и дня за три до намеченного срока покинули Коктебель.