вернёмся в библиотеку?
Если Вы не видите дореволюционных „ятей", установите шрифт Palatino Linotype или читайте на современном

Одна глава из замечательного рыцарского романа 16 века. Ариоста сравнивают с Гомером — его надо знать. Я же только ограничился одним эпизодом — о путешествии на Луну. Стих же у Ариоста был сложным, даже вычурным. Поэтому ранние переводчики ограничились, собственно, пересказом. Этот стиль особо ценился в местах не столь отдаленных и назывался "рóман". — Хл.
Сканировано с книги изд. Н.А.Шигина, С-Петербург, 1892 г
Ариостъ

Неистовый Роландъ


Пѣснь тридцать четвертая.

Астольфъ узнаетъ отъ несчастной Лидiи, за какое преступленiе она присуждена къ мученiямъ ада. — Онъ проникаетъ въ рай земной и открываетъ тамъ множество новыхъ вещей; онъ находить здравый смыслъ Роланда, уноситъ его и беретъ назадъ частицу своего. — Видя нити нашей жизни, онъ узнаетъ, какъ онѣ всѣ разматываются или пресѣкаются.





арпiи, жестокiя и голодныя, которыхъ небесное правосудiе, чтобы наказать насъ за наши прежнiе грѣхи, послало въ Италiю, предавшуюся преступнымъ заблужденiямъ, вы пожираете въ одинъ присѣстъ, то, что могло-бы поддержать существованiе толпы невинныхъ созданiй и ихъ нѣжныхъ матерей, истощенныхъ голодомъ! Пусть будетъ проклятъ тотъ, кто отворилъ дверь въ черныя пропасти, въ которыхъ вы были заперты! Развратъ и жадность распространились въ нашемъ отечествѣ, чтобы водворить тамъ самыя ужасныя несчастiя; миръ и честные нравы изгнаны изъ него: война и битвы повергли его конечно на долго въ печаль и нищету. Какъ пробудить отъ сна твоихъ сыновъ, оцѣпенѣлыхъ отъ волнъ Леты? Не найдется развѣ такихъ, которые-бы, какъ Калаисъ и Зетесъ, одушевлены были великодушною храбростью? Развѣ не возможно изгнать пороки, которые тебя позорятъ? Два героя освободили нѣкогда обѣденные столы Финея; Астольфъ оказалъ такую же услугу королю Сенапу.

Англiйскiй герцогъ, прогнавъ гарпiй звуками ужаснаго рога, останавливается у подошвы горы, у пещеры, въ которую онѣ устремились; онъ слышитъ смѣшанный шумъ, крики, вой, стоны безъ конца, и это заставляетъ его предположить, что тамъ помѣщается адъ. Онъ рѣшается проникнуть туда, онъ увидитъ тамъ несчастныхъ, лишенныхъ навсегда свѣта небесъ; онъ дойдетъ до центра земли и посѣтитъ мрачное царство. „Чего мнѣ бояться? думаетъ онъ, моимъ рогомъ я могу обратить въ бѣгство Плутона, Сатану и трехголовую собаку!" Онъ говорить это, и тотчасъ сходитъ съ лошади; онъ привязываетъ гиппогрифа къ кустарнику и проникаетъ въ пещеру, вооруженный рогомъ, на который онъ возлагаетъ надежду. Вдругъ, густой дымъ, нестерпимѣе и сильнѣе, чѣмъ дымъ отъ сѣры и смолы, поражаетъ въ одно время и глаза его и обонянiе; но онъ продолжаетъ свой путь. По мѣрѣ того, какъ онъ подвигается, темнота увеличивается, пары сгущаются все болѣе и болѣе, онъ долженъ подумать объ отступленiи, если нехочетъ задохнуться. Вдругъ, онъ видитъ надъ головою предметъ, похожiй на висящiй трупъ, давно изсушенный солнцемъ. Темнота не даетъ возможности различить различить герцогу этотъ предметъ. Два раза онъ ударяетъ его мечомъ, не встрѣчающимъ никакого сопротивленiя: можно-бы сказать, что это облако или духъ. Жалобный голосъ произноситъ слѣдующiя слова. „Проходи своею дорогою и не дѣлай мнѣ новыхъ ранъ. Развѣ этотъ черный дымъ, изрыгаемый адомъ, не причиняетъ мнѣ достаточно мученiй?" Астольфъ останавливается, удивленный: „Пусть Предвѣчный освободитъ тебя отъ этого дыма, говорить онъ тѣни. Но разскажи мнѣ свою судьбу? Если ты желаешь, чтобы я извѣстилъ о ней жителей земли, ты будешь удовлетворена", „Мнѣ прiятно надеяться, отвѣчаетъ тѣнь, что воспоминанiе обо мнѣ вернется въ сладостное мѣстопребыванiе живущихъ. Я разскажу тебѣ, поэтому, мою исторiю, какъ ни тяжелъ будетъ для меня этотъ разсказъ. Меня зовутъ Лидiею, я дочь могущественнаго Лидiйскаго короля. Это знаменитое рожденiе было одною изъ причинъ моей погибели. За то, что я относилась презрительно, неблагодарно и жестоко къ самому вѣрному изъ любовниковъ, — небесное правосудiе осудило меня оставаться вѣчно среди этого ужаснаго дыма. Множество другихъ женщинъ, виновныхъ въ подобномъ же преступленiи, заперто въ этой пещерѣ и подвергаются тамъ такому же наказанию. Анаксарета, висящая въ глубинѣ пропасти, среди еще болѣе густыхъ паровъ, испытываетъ жесточайшую муку. Ея тѣло было обращено въ скалу, между тѣмъ, какъ душа вѣчно страдаетъ, за то, что любовникъ ея погибъ отъ отчаянiя. Недалеко отъ меня, Дафна раскаявается, что бѣжала отъ бога дня. Было-бы слишкомъ долго разсказывать тебѣ всѣ преступленiя и всѣ жестокости, въ какихъ оказались виновны мои несчастныя подруги, ихъ число несчетно; но еще дольше было-бы называть мужчинъ, за тоже самое преступленiе низвергнутыхъ въ болѣе страшное мѣсто, гдѣ они становятся жертвою всепожирающаго пламени, смѣшаннаго съ этимъ ужаснымъ дымомъ. Женщины довѣрчивѣе, ихъ легче обманывать; вѣроломные обольстители заслуживаютъ бóльшихъ пытокъ. Тамъ наказываются и Тезей, и Язонъ, и любовникъ кровосмѣситель Ѳамари, который навлекъ на себя гнѣвъ Авесалома, и множество невѣрныхъ обоего пола: одни, провинившiеся передъ своими женами, другiя, наказанныя за измѣну своимъ мужьямъ. Но такъ, какъ я должна говорить о себѣ и рассказывать тебѣ про свою вину, то знай, что я была самою прекрасною и гордою женщиною. Не могу сказать, чтó болѣе выдѣлялось во мнѣ, гордость или красота. Красота породила гордость. Въ это время жилъ во Ѳракiи рыцарь несравненной доблести; онъ слышалъ, какъ хвалили мои прелести и рѣшился предложить мнѣ сердце, цѣну котораго увеличивала блестящая слава. Онъ прибылъ въ Лидiю и только-что узналъ меня, какъ несокрушимыя цѣпи подкрѣпили его первыя желанiя. Онъ не преминулъ отличиться между всѣми синьорами, служившими при дворѣ моего отца. Напрасно я буду стараться вспомнить всѣ его подвиги; но со стороны короля онъ встрѣтилъ за нихъ вмѣсто признательности только одну неблагодарность. Рука его покорила Памфилiю, Карiю и Киликiю. Увѣренный, что столько побѣдъ, одержанныхъ благодаря его храбрости и мудрости, давали ему право надѣяться на благодарность, онъ осмѣлился однажды просить моей руки. Мой отецъ, руководимый корыстолюбiемъ, источникомъ всѣхъ пороковъ, мечталъ о богатомъ бракѣ для меня; добродѣтели и слава рыцаря не трогали его больше, чѣмъ акорды лиры трогаютъ длинноухое животное. Альцестъ (это было имя рыцаря) видя, что просьба его отвергнута, удалился от двора; поклявшись, что отецъ мой вскорѣ раскается въ своемъ пренебреженiи; онъ удалился къ королю Арменiи, зная, что это нашъ смертельный врагъ, возбудилъ его ненависть и уговорилъ объявить войну Лидiи. Онъ предводительствовалъ войскомъ и не стремился къ большей наградѣ, чѣмъ обладать мною. Эта война была для насъ причиною всевозможныхъ несчастiй. Менѣе чѣмъ въ годъ мы потерпѣли четыре пораженiя, и изъ всѣхъ владѣнiй у моего отца вскорѣ осталась только одна крѣпость среди скалъ; онъ нашелъ въ ней прiютъ со своими сокровищами и самыми вѣрными слугами. Альцестъ скоро пришелъ осаждать его: мы были доведены до послѣдней крайности. Мой отецъ, пришедшiй въ отчаянiе, раскаяваясь въ своей неправотѣ, отдалъ-бы половину королевства и дочь свою уже не какъ супругу, но какъ невольницу, чтобы спасти свои богатства и свободу. Не дожидаясь послѣднихъ ударовъ судьбы, онъ велѣлъ мнѣ выйти изъ замка и отдаться Альцесту. Я поѣхала съ порученiемъ предложить въ награду за миръ и свою особу, и то, что онъ захочетъ взять изъ покоренныхъ провинцiй.

При извѣстiи о моемъ прiѣздѣ, Альцестъ вышелъ ко мнѣ на встрѣчу, блѣдный и дрожащiй, онъ былъ менѣе похожъ на побѣдителя, чѣмъ на плѣнника, обремененнаго цѣпями. Я сужу тогда о моей власти надъ нимъ, и измѣняя свое первое намѣренiе, составляю другой планъ, болѣе соотвѣтствующiй тому положенiю, въ какомъ я его вижу. Я начинаю проклинать его любовь, и гнушаюсь его безпощадной жестокостью, причиною гибели всѣхъ моихъ близкихъ. Неужели онъ намѣревается получить силою то, что могъ бы заслужить старанiями и тою честностью, которая дѣлала его такимъ полезнымъ моему отцу? Отказы короля, его суровость, не оправдываютъ подобной мести. Продолжая служить ему съ усердiемъ, онъ получилъ-бы награду, и хотя бы отецъ мой настаивалъ на своемъ рѣшенiи, я бы просила его и умоляла дать мнѣ моего любовника въ мужья. Но такъ, какъ Альцестъ прибѣгнулъ къ другимъ средствамъ, то и я рѣшилась оттолкнуть его любовь. Придя теперь отдаться ему, я повиновалась только желанiю моего отца. „Во всякомъ случаѣ, воскликнула я, эта победа будетъ имѣть для васъ мало прелести, потому что, принужденная уступить ужасному насилiю, я лишу себя жизни, какъ скоро ваша животная страсть будетъ удовлетворена." Такими рѣчами, пользуясь своимъ могуществомъ надъ Альцестомъ, я успѣваю внести раскаянiе въ его сердце. Онъ падаетъ къ моимъ ногамъ, какъ отшельникъ, становящiйся на колѣни среди своей пустыни и предлагая мнѣ кинжалъ, умоляетъ наказать гнусного преступника. Тогда я вселяю въ него надежду, что онъ можетъ еще добиться отъ меня нѣкоторыхъ милостей, если возвратитъ моему отцу отнятыя у него провинцiи. Своею кротостью и любовью, онъ будетъ имѣть права на мою нѣжность, такъ, что ему не надо будетъ прибѣгать къ новому насилiю. Альцестъ обѣщаетъ повiноваться; онъ позволяетъ мнѣ вернуться въ крѣпость, не смѣя похитить у меня ни одного поцѣлуя. Такова была сила ига, которому онъ былъ подчиненъ, такъ были глубоки его раны; не надо было, чтобы Амуръ пронзилъ его сердце новыми стрѣлами! Альцестъ тотчасъ уѣзжаетъ и отправляется къ королю Арменiи; онъ старается доказать, что ему надо заключить миръ и вернуться въ свои владѣнiя, возвративъ лидiйскому королю опустошенныя провинцiи. Монархъ, въ негодованiи, отвѣчаетъ, что теперь не время дѣлать подобныя предложенiя, и что онъ рѣшился не оставлять въ рукахъ своего врага ни одного фута земли; что Альцестъ обязанъ одинъ нести наказание за свою слабость къ женщинѣ, а онъ не пожертвуетъ своими побѣдами, какъ плодами цѣлаго года усилiй и опасностей. Альцестъ удвоиваетъ свои настоянiя, но они безполезны. Внѣ себя отъ гнѣва, онъ угрожаетъ королю добиться волею или неволею того, чего онъ проситъ. Отъ словъ переходятъ къ оскорбленiямъ; Альцестъ схватываетъ мечъ, бросается на короля и отнимаетъ у него жизнь, несмотря на защиту его окружающихъ. Потомъ, позвав на помощь киликийцевъ и ѳракiйцевъ, повинующихся ему, онъ разгоняетъ армянъ, потомъ продолжаетъ свои подвиги, не прибегая къ помощи моего отца, и менѣе, чѣмъ черезъ мѣсяцъ, возвращаетъ ему всѣ его провинцiи. Чтобы вознаградить его за потери, онъ предоставляетъ ему богатую добычу. подчиняетъ его законамъ Арменiю и Каппадокiю и покоряетъ Гирканiю до береговъ моря.

Онъ возвращается, но, вмѣсто того, чтобы предложить ему пальмы, которыя онъ такъ справедливо заслужилъ, мы рѣшились убить его. Остатокъ стыда удерживалъ наши руки. Къ тому же, Альцестъ былъ окруженъ преданными воинами; я притворилась, что люблю его, поддерживала въ немъ надежду, что онъ сдѣлается моимъ супругомъ, когда побѣдитъ всѣхъ нашихъ враговъ. Часто я ему приказывала дѣлать попытки одному, или съ небольшимъ числомъ воиновъ, и онъ отваживался на самыя смѣлыя предпрiятiя, и всегда выходилъ побѣдителемъ изъ опасностей, гдѣ тысячи другихъ навѣрное погибли-бы. Онъ одерживалъ верхъ надъ ужасными чудовищами, огромными великанами и суровыми Лестригонами, которые показывались на нашихъ границахъ. Алкидъ, въ Лернейскихъ болотахъ, въ глубинѣ Немейскихъ и Эримантскихъ лѣсовъ, въ Нумидiи и долинахъ Этолiи, на Тибре на Эбро и въ тысячѣхъ другихъ мѣстъ не подвергался, по приказанiю своей мачехи или жестокаго Евристея, такимъ ужаснымъ опасностямъ. Я хотѣла избавиться отъ его присутствiя, и такъ какъ не въ состоянiи была этого сдѣлать, то прибѣгала къ недостойнымъ поступкамъ: я подстрекала его наносить оскорбленiя самымъ преданнымъ его друзьямъ, и возбуждала противъ него ненависть во всѣхъ вельможахъ. Альцестъ былъ мнѣ прѣданъ, и не оказывалъ никакого уваженiя къ самымъ вѣрнымъ своимъ друзьямъ. Видя, что у него не остается больше приверженцевъ и что онъ уничтожилъ всѣхъ враговъ моего отца, я объявила ему, что ненавижу его и что до сихъ поръ мое поведенiе было притворствомъ. Я помышляла о томъ, какъ бы мнѣ погубить его, но разсудила, что подобный поступокъ возбудитъ ко мнѣ презрѣнiе народовъ. Всѣ знали заслуги Альцеста; я ограничилась, слѣдовательно, тѣмъ, что лишила его даже надежды: я сказала, что не хочу ни видѣть его, ни говорить съ нимъ, не буду читать ни одного изъ его посланiй. Альцестъ, придя въ отчаянiе отъ моей жестокости, созналъ, что постоянство его было напрасно. Отъ горя онъ заболѣлъ и умеръ. И вотъ, въ наказанiе за свое преступленiе, я осуждена оставаться среди этого чернаго и густого дыма, наполняющего мнѣ ротъ и глаза. Моя казнь будетъ вѣчная, потому что нѣтъ помилованiя для проклятыхъ".

Лидiя замолчала Астольфъ хотѣлъ проникнуть дальше, чтобы видѣть еще нѣкоторыхъ изъ этихъ виновныхъ тѣней. Но дымъ такъ сгустился, что принудилъ его вернуться, иначе онъ рисковалъ-бы заблудиться или лишиться жизни. Онъ побѣжалъ назадъ, какъ будто у него были на пятахъ крылья. Наконецъ, сiянiе дня начинаетъ бороться съ темнотою, и онъ выходитъ изъ пещеры не безъ труда и усталости. Чтобы положить конецъ погромамъ гарпiй, Астольфъ наваливаетъ въ кучу скалы, деревья, кустарники, терновникъ, и такъ хорошо закрываетъ выходъ изъ пещеры, что прожорливыя чудовища не могли никогда преодолѣть этой преграды и снова появиться на землѣ.

Между тѣмъ, дымъ болѣе смрадный, чѣмъ смола, закоптилъ одежды и все тѣло паладина. Онъ ищетъ воды и находитъ въ лѣсу, у подошвы скалы, прозрачный ключъ, въ который и погружается. Сѣвъ тогда на гиппогрифа, Астольфъ, жаждущiй открытiя новыхъ предметовъ, старается достигнуть вершины горы, доходящей до луны; онъ поднимается въ воздухъ, пересѣкаетъ неизмѣримость небесъ и добивается цѣли своихъ усилiй.

Можно бы сравнить съ сафиромъ, рубиномъ, топазомъ, хризолитомъ, гiацинтомъ, брилiантомъ, золотомъ и самыми блестящими камнями востока веселые цвѣты, которые отъ дыханiя вѣтра распустились въ этихъ странахъ. Дерну, деревьямъ отягощеннымъ цвѣтами и плодами, нечего было завидовать земному изумруду. Птички съ бѣлыми, зелеными, красными, желтыми и лазуревыми перьями заставляли слушать свое пѣнiе. Журчанiе ручьевъ, чистый хрусталь озеръ, дыханiе вѣтровъ всегда сладостное и ровное, все способствовало къ украшенiю этихъ мѣстъ и къ умѣренiю дневного жара. Зефиръ, забавляясь, похищалъ у цвѣтовъ, у плодовъ и даже у рощъ, сладкiй ароматъ, упоительный для души. Дворецъ возвышается среди равнины; онъ сiяетъ вѣчнымъ пламенемъ, такимъ блестящимъ, что судя по этому, онъ не произведенiе людей. Астольфъ медленно объѣзжаетъ этотъ дворецъ, который можетъ имѣть тридцать миль въ окружности. При видѣ мѣстъ, такихъ веселыхъ и великолѣпныхъ, мiръ, въ которомъ мы живемъ, кажется ему только плохимъ мѣстопребыванiемъ, предметомъ пренебреженiя или гнѣва неба и природы. Приблизившись ко дворцу, онъ видитъ только одинъ блестящiй камень, краснѣе карбункула, составляющiй его ограду. Изящнѣйшее произведенiе архитектора выше Дедала. Что въ сравненiи съ нимъ семь чудесъ свѣта, превозносимыя между нами! Подъ портикомъ стоитъ старикъ, въ одеждѣ бѣлѣе молока, на которую накинута пунцовая мантiя, съ блескомъ чистѣйшей киновари. Его волосы сѣдые, бѣлая пушистая борода спускается на грудь. По его почтенному виду можно судить, что это одинъ изъ блаженныхъ обитателей рая. Онъ принимаетъ съ прiятною улыбкою паладина, который, изъ уваженiя, сошелъ съ своего коня. «Благородный рыцарь, говоритъ онъ, божеская воля допустила тебя подняться до земного рая. Ты не могъ знать цѣли твоего путешествiя и тайныхъ причинъ твоего желанiя. Тебѣ не было-бы возможно прiйти сюда по одной силѣ притяженiя арктическаго полушарiя. Ты переправился черезъ это обширное пространство, чтобы услышать мои совѣты и узнать, какъ можно освободить Карла и вѣрныхъ, окруженныхъ врагами. Но берегись приписать твое присутствiе въ этихъ мѣстахъ твоей волѣ или даже твоему удальству. Безъ божескаго покровительства, твой рогъ и твоя крылатая лошадь не могли-бы ни въ чемъ помочь тебѣ. Я буду продолжать этотъ разговоръ и открою, что тебѣ остается сдѣлать, когда ты примешь какую-нибудь пищу; ты, вѣроятно, усталъ отъ такого долгаго поста». Старикъ привелъ Астольфа въ удивленiе, сказавъ ему, что онъ одинъ изъ четырехъ евангелистовъ. Это апостолъ Iоаннъ, столь дорогой Спасителю, тотъ самый, котораго братья считали безсмертнымъ. Дѣйствительно, сынъ Божiй сказалъ Петру: „Къ чему тебе безпокоиться, если этотъ останется до моего пришествiя?" Господь не сказалъ: „Iоаннъ не умретъ". Но такъ толкуютъ его слова. Въ этихъ-то мѣстахъ Iоаннъ соединился съ патрiархомъ Энохомъ и Илiею, которые были тамъ прежде него. Никто изъ нихъ не видалъ своего послѣдняго дня. Вдали отъ зараженной атмосферы, они наслаждаются прелестями вѣчной весны; они останутся тамъ до дня, въ который труба ангеловъ возвѣститъ, что Христосъ появился на лучезарномъ облакѣ.

Трое святыхъ приняли Астольфа съ добротою. Ему предложили прiятное помѣщенiе. Гиппогрифу дали въ изобилiи превосходнаго овса. Паладину подали такихъ сладкихъ фруктовъ, что онъ нашелъ достойнымъ извиненiя грѣхъ нашихъ прародителей, наказанныхъ за то, что они не признали приказанiя Создателя. Только-что счастливый герцогъ подкрѣпилъ свои силы, насладившись изобильнымъ завтракомъ и сномъ, — онъ всталъ; Аврора оставляла постель супруга, котораго она любила, несмотря на его преклонный возрастъ; онъ видитъ, что къ нему идетъ любимый ученикъ Спасителя. Апостолъ взялъ его за руку и сообщилъ ему разныя вещи, которыхъ я не долженъ повторять. „Сынъ мой, прибавилъ онъ, ты, вѣроятно, не знаешь, что произошло во Францiи съ тѣхъ поръ, какъ ты странствуешь по свѣту. Узнай, что Роландъ за то, что онъ забылъ о своемъ долгѣ, наказанъ тѣмъ строже, что Предвѣчный караетъ сильнѣе своихъ самыхъ любимыхъ дѣтей. Роландъ, получившiй въ удѣлъ сверхъестественную силу и большую храбрость, и который одинъ, между всѣми людьми, былъ одаренъ свойствомъ быть неуязвимымъ; Роландъ, которому надлежало быть щитомъ вѣры, какъ Самсону — спасителю евреевъ, Роландъ оказался неблагодарнымъ! Онъ покинулъ тѣхъ, кого долженъ былъ защищать. Воспылавъ преступною любовью къ язычницѣ онъ хотѣлъ два раза въ своемъ бѣшенствѣ лишить жизни одного изъ своихъ двоюродныхъ братьевъ. Богъ, въ наказанiе, допустилъ, чтобы лишенный разума, онъ блуждалъ совершенно голымъ, не узнавая никого и забывая даже самъ себя. Когда-то Навуходоносоръ подвергся подобному же наказание: въ продолженiе семи лѣтъ царь этотъ жилъ среди стадъ, питаясь, какъ они, травою. Преступленiе Роланда менѣе велико, чѣмъ преступленiе Навуходоносора. Богъ опредѣляетъ въ три мѣсяца продолжительность наказанiя. Господь посылаетъ тебя сюда, чтобы ты зналъ средство, какъ возвратить паладину его потеряный разумъ; но ты будешь обязанъ предпринять со мною новое путешествiе. Мы покинемъ землю, чтобы отправиться въ кругъ луны, которая изъ всѣхъ планетъ — самая ближайшая къ намъ. Тамъ мы найдемъ лекарство отъ его сумасшествiя. Только что звѣзда прольетъ свой блескъ намъ на голову, мы отправимся въ дорогу".

Въ продолженiе остального времени дня, Iоаннъ говорилъ объ этомъ и о другихъ предметахъ. Едва солнце, погрузившись въ лоно морей, дало показаться наростающей лунѣ, какъ святой велѣлъ приготовить колесницу, назначенную уже давно для тѣхъ, кто долженъ былъ подниматься въ небеса. Она служила для поднятiя Илiи на горахъ Iудеи; ее везутъ четыре коня, всѣ сiяющiе огнемъ. Святой занимаетъ мѣсто рядомъ съ Астольфомъ, беретъ возжи и стремится къ небу. Вскорѣ колесница среди области вѣчнаго огня; но присутствiе святого ослабляетъ жаръ. Переѣхавъ черезъ эти горячiя равнины, они прiѣзжаютъ въ обширное царство луны, поверхность которой такая блестящая, какъ будто она изъ чистѣйшей стали. Эта планета, вмѣстѣ съ окружающими ее парами, кажется равной по величинѣ земному шару. Паладинъ узнаетъ съ удивленiемъ, что этотъ шаръ, видимый вблизи, неизмѣримъ, между тѣмъ, какъ онъ намъ кажется очень маленькимъ, когда мы смотримъ на него съ земли. Онъ едва можетъ различить землю, погруженную въ темноту и лишенную свѣта; онъ тамъ открываетъ рѣки, поля, озера, долины, горы, города и замки совершенно различные отъ нашихъ. Дома кажутся ему огромной величины; онъ видитъ обширные лѣса, гдѣ нимфы преслѣдуютъ ежедневно дикихъ животныхъ. Астольфъ, у котораго другая цѣль, не занимается разглядыванiемъ этихъ предметовъ, и предоставляетъ вести себя въ долину, которую окружаютъ два холма. Тамъ собраны все предметы, которые мы теряемъ по своей ошибкѣ, по истребительной силѣ времени или по дѣйствiю случая; дѣло не въ имперiяхъ и сокровищахъ, которыя раздаетъ капризная Фортуна, но въ томъ, чего она не можетъ дать или похитить. Я хочу говорить о репутацiяхъ, которыя время, какъ точащiй червь, медленно подкапываетъ и кончаетъ тѣмъ что уничтожаетъ. Тамъ можно видѣть всѣ желанiя и просьбы, съ какими несчастные грѣшники обращаются къ небу. Тамъ находятся еще слезы и вздохи любовниковъ, время, потерянное въ игрѣ или въ праздности, тщетныя намѣренiя, не приведенныя въ исполненiе, суетныя желанiя, несмѣтное число которыхъ почти совсѣмъ наполняетъ долину. Наконецъ, тамъ наверху видно все, что потеряно на землѣ.

Астольфъ проситъ своего проводника объяснить то, что ему кажется страннѣе всего; онъ видитъ несметное число маленькихъ надутыхъ пузырей, откуда раздаются мятежные крики. Онъ узнаетъ, что это древнiя короны ассирiйцевъ, персовъ, грековъ и лидiйцевъ, колоссальныя могущества, о которыхъ у насъ едва осталась память. Потомъ онъ замѣчаетъ множество золотыхъ и серебряныхъ удочныхъ крючковъ; это ни что иное, какъ дары и приношенiя, подносимые сильнымъ мiра въ надеждѣ получить ихъ покровительство. Астольфъ спрашиваетъ, чѣмъ могутъ быть эти сѣти, скрытыя подъ гирляндами? Iоаннъ отвѣчаетъ ему, что это льстивыя рѣчи. Стихи, написанные въ похвалу синьоровъ, принимаютъ форму проткнутыхъ стрекозъ. Несчастная любовь изображается цѣпями изъ золота или драгоцѣнныхъ камней. Когти орла привлекаютъ взгляды паладина. „Вотъ, говоритъ апостолъ, эмблема власти, даваемой королями своимъ министрамъ." Далѣе масса раздуваемыхъ мѣховъ — все это обѣщанiя милостей вельможъ своимъ Ганимедамъ, и продолжительность которыхъ исчезнетъ скорѣе, чѣмъ красота этихъ безчестныхъ людей. Астольфъ видитъ развалины городовъ и замковъ, смѣшанныя съ сокровищами; это слабые мечи и неудавшiеся заговоры. Змѣи съ головами молодыхъ дѣвушекъ, обозначаютъ хитрости мошенниковъ и работу фальшивыхъ монетчиковъ. Треснувшiя бутылки различныхъ формъ — эмблема печальной судьбы царедворцевъ; видно, что-то въ родѣ озера, образовавшаяся изъ пролитыхъ суповъ. „Смотри, говоритъ апостолъ, вотъ милостыня, розданная жадными въ минуту ихъ смерти." Паладинъ спѣшитъ перейти черезъ холмъ, усѣянный разнообразными цвѣтами; когда-то они распространяли прелестный запахъ, а теперь ничто не можетъ быть ужаснѣе их зловонiя. Iоаннъ признается, что это даръ, принесенный Константиномъ доброму Сильвестру. Недалеко оттуда безконечное число маленькихъ прутьевъ. намазанныхъ клеемъ — это прелести и приманки красавицъ. Моихъ стиховъ не достаточно будетъ для описанiя всѣхъ подробностей, какiя видитъ Астольфъ. Тамъ есть все, что насъ интересуетъ на землѣ, кромѣ сумасшествiя, котораго мы никогда не лишены. Предупрежденный своимъ спутникомъ, герцогъ можетъ видѣть погубленные имъ самимъ дни и свои безумные поступки. Вскорѣ онъ различаетъ то, чѣмъ мы считаемъ себя изобильно снабженными и чего мы никогда и не думаемъ просить у Бога: я говорю о здравомъ смыслѣ. Изъ него составляется гора выше всѣхъ другихъ, взятыхъ вмѣстѣ. Чтобы помѣшать жидкости такой нѣжной улетучиться, ее собрали въ склянки различныхъ величинъ. Самая большая, содержащая въ себѣ разумъ несчастнаго графа Анжерскаго, означена слѣдующею надписью: «Здравый смыслъ Роланда». Герцогъ замѣчаетъ, что его собственная склянка наполнена больше, чѣмъ на половину; онъ узнаетъ также, не безъ удивленiя, что множество людей, которые, по его мнѣнiю, были очень умны, оставили въ этихъ мѣстахъ большую часть своего здраваго смысла. Однимъ любовь, другимъ честолюбiе вскружили голову. Эти потеряли разумъ, переплывая моря для прiобрѣтенiя богатствъ, тѣ, по безусловному довѣрiю къ своимъ государямъ. Многiе предались магiи. Страсть къ картинамъ и къ драгоцѣннымъ вещамъ заставляетъ нѣкоторыхъ заблуждаться. Изрядное количество людей все приноситъ въ жертву своимъ капризамъ и страстямъ. Тамъ видны совсѣмъ полныя склянки софистовъ, астрологовъ и поэтовъ. Астольфъ овладѣваетъ своею склянкою, съ позволенiя автора таинственнаго апокалипсиса, и спѣшитъ вдохнуть содержимое въ ней:, надо думать, что жидкость приняла опять свое теченiе, потому что, по словамъ Тюрпена, онъ велъ себя очень умно до той поры, пока новый проступокъ не помрачилъ его разумъ. Астольфъ унесъ съ собою склянку, которая казалась самою большею и больше другихъ наполненною — это была склянка графа. Прежде, чѣмъ удалиться съ лучезарнаго шара, святой сводитъ того, кому онъ покровительствовалъ во дворецъ, построенный на берегу рѣки. Залы были наполнены клубками шелковыми, льняными, бумажными и шерстяными всѣхъ цвѣтовъ; нѣкоторые были мрачные и темные, другiе свѣтлые и яркiе. Въ первой галереѣ женщина, обремененная годами, наматывала нити на веретено, какъ во время сбора шелку, когда крестьянки разматываютъ пухъ коконовъ, смоченныхъ въ теплой водѣ. Только что клубокъ конченъ, другая старуха подаетъ второй, совсѣмъ готовый, а третья работница, выбирая изъ всѣхъ этихъ нитей, отдѣляла тонкiя отъ толстыхъ. — Что за цѣль этой работы? спросилъ герцогъ, я не могу уяснить ее себѣ. — Ты видишь, возражаетъ Iоаинъ, это Парки, занятыя пряденiемъ дней смертныхъ. Каждый клубокъ измѣряетъ продолжительность жизни. Природа и смерть всегда бодрствуютъ, чтобы закрывать глаза тому, послѣднiй часъ котораго пробилъ. Самыя прекрасныя изъ этихъ нитей идутъ на украшенiе рая, самыя толстыя образуютъ узы для осужденныхъ на вѣчную муку." Всѣ же клубки, назначенные для будущихъ работъ, носили на себѣ маленькiя пластинки изъ золота, серебра или желѣза съ именами тѣхъ, кому принадлежало каждое веретено. Они были сложены въ кучу, и проворный старикъ, который, повидимому, родился для того, чтобы всегда бѣгать,наполнялъ полы своего плаща этими этикетками, которыя онъ безпрестанно уносилъ. Если вы желаете знать, какое употребленiе старикъ дѣлалъ изъ этихъ этикетокъ и какова была цѣль его работы, вы удѣлите мнѣ минуту вниманiя и я удовлетворю ваше любопытство въ слѣдующей пѣснѣ.