— Что это у вас? Плоскогубцы? Киньте их мне в голову! Мне они нужны! — Так я познакомился с Сергеем Павловичем Царевым, человеком железной воли и неиссякаемого юмора.
...Красавец планер «Коктебель», созданный им совместно с С. Н. Люшиным, на старте северного склона Горы.
— Держите крепче, — еще раз наставлял меня, садясь в кабину планера, Сергей Павлович, — и смотрите не отпускайте, пока я не крикну «старт!».
Ветер не сильный, всего 4—5 метров в секунду. При таком ветре выпарить не так-то просто. Надо хорошо запустить планер, сообщить ему достаточную начальную скорость, чтобы сделать первый разворот вдоль склона не только без снижения, но по возможности даже с некоторым набором высоты.
Наша небольшая группа ленинградских планеристов прибыла на слет без своих планеров — постеснялись, решили, что рано нам в калашный ряд. Приехали учиться и учились, с головой уйдя в работу, помогая тем, у кого планеры были. Помогали собирать, разбирать и ремонтировать «машины», как гордо называли мы планеры, и, конечно, в согласии с лозунгом — «Любители авиации — под хвост!» — вытаскивали их на гору, устанавливали их на старт и запускали с амортизатора...
— Десять... Двадцать... — отсчитывает десятки шагов растягивающая амортизатор7 команда из шести дюжих ребят на каждом конце.
7Амортизатор — резиновый шнур диаметром от 14 до 18 миллиметров, используемый для запуска планеров.
Я лежу под оперением планера и одной рукой держу за головку стальной полуметровый штопор от походной палатки, наполовину ввернутый в сухое каменистое тело Горы, а другой — конец хвостового троса планера, обернутого несколько раз вокруг этого штопора.
Загнать штопор в почти сплошной камень не так-то просто. По многу раз начинаешь ввертывать его воротом в расселину. Сделаешь три-четыре оборота, и штопор уперся в известковую плитку. Вытащишь его и начинаешь все сначала. Наконец штопор ввернут, ввернут не очень надежно, но время идет, медлить больше нельзя.
Сквозь стебли сухой травы мне видно только блестящее серое брюхо планера и где-то далеко-далеко алые крылья, отливающие веселыми фиолетовыми бликами отраженного в них безоблачного неба.
Планер подрагивает, скрипят под лыжей камни, хвост гудит, как гитара, дрожит и, приподнимаясь над сухой колючей травой, все сильнее натягивает трос, закрепленный на штопоре.
— Тридцать! — штопор наклоняется, раздвигая верхний слой камней. Я изо всех сил стараюсь удержать его. Но что может сделать распластанный на усыпанном камнями склоне юноша весом в 65 килограммов, даже если его за ноги удерживают еще два таких же парня? А команды «старт!» все еще нет! Усилие растет, и, хотя я до предела напрягаю все мускулы, меня начинает волочить по земле. Чувствую, что если немедленно не отпущу штопор и конец намотанного на него троса, то или взлечу с планером в воздух, как камень, пущенный из пращи, или останусь без рук.
— Сорок!..
Разжимаю пальцы, и штопор мгновенно вырывается из земли, обдав меня пылью, каменной крошкой и комьями сухой земли. Планер, пробежав несколько шагов, приподымает нос и прыгает в воздух. Красивый разворот вдоль склона, и длиннокрылый «Коктебель» четко вырисовывается темно-красным силуэтом на бледно-голубом осеннем небе.
Поднимаемся, стряхиваем с себя землю и отдираем от синих комбинезонов сухие колючки. Я потираю затекшие руки с глубокими синеватыми следами троса. Мы стоим и смотрим, зачарованные, как стройный «Коктебель» уходит вдоль склона на восток, медленно набирая высоту. Вот тонкий силуэт наклонился и, чертя по горизонту узкими крыльями, делает разворот навстречу ветру. Силуэт приближается, растет. Уже можно различить красный цвет планера, поблескивание крыльев и едва заметные движения элеронов. Наконец он с гулким шелестом проносится мимо и выше нас.
Но что это? За хвостом планера, выписывая немыслимые пируэты, мотается... штопор! Не удержав и не успев вовремя отдать конец стартового троса, я послал запутавшийся в нем штопор в полет вместе с планером...
Сергей Павлович летал больше четырех часов и не подозревал, что за хвостом болтался такой «довесок». Только после посадки, рассматривая большую дыру в оперении, пробитую злополучным штопором, пообещал мне «в следующий раз» оторвать плоскогубцами мои покрасневшие от стыда уши.